В ее груди я разглядел три пулевых отверстия. Еще одно сверкало прямо поцентру лба — но они хранительницу, похоже, особо не парили.

— Разучилась… — всхлипнула Рух, безвольно размахивая руками. — Совсем разучилась летать…

— Ты в порядке? Подожди, сейчас мы тебя снимем.

— Не надо, Илья Тимофеевич, я слышу как трещит ветка. Не стойте подо мной, а не то…

Хрясь! — и хранительница полетела к земле. На этот раз не так красиво, как минуту назад.

Шлепнувшись, она раскинула руки. И затихла.

— Рух, — склонились мы над ней. — Жива?

— Но все же я летала, — тихонько пролепетала она, и под «шлемом» снова на мгновение показалось ее личико. Оно сияло от счастья. — Я и вправду летала, Илья. Рух снова умеет летать!

Путь обратно оказался совсем не мирным. В траве прятался еще десяток металлических змеек, и нам удавалось предугадывать их появление трудами Аки. Рух заработала еще одно пулевое отверстие, я же собирал урожай голов и хвостов.

Перебив всех, мы потащили трофеи к броневику. Всего нам удалось отыскать аж тридцать юдо-змей. Геометриков было не меньше.

— Эх, жаль, ту летунью, — вздохнула Рух. — У нее тоже крылья хоть куда… Вы не видели, куда она упала? Всегда хотела себе такие же…

— А эти откуда? — кивнул я на ее плащ-крылья.

Она развела руки в стороны и стала напоминать огромную летучую мышь.

— Механик смастерил… Сказал на первое время… Я даже летать пробовала, но…

— Где? Когда?!

— Ну… Я с башенки прыгала. Летать получалось, правда, недалеко…

Я покачал головой. Если среди местных пойдут легенды об огромной летучей мыши с белым лицом, мы знаем кого винить.

— Лучше больше так не делай. Будут у тебя крылья, чтобы взлетать с места, тогда и будешь учиться. А пока лучше топай по земле.

— Хорошо…

Мы оттащили все змеек к вездеходу, покидали на крышу и начали привязывать. От такой тяжести броневик немного просел.

— В следующий раз надо бы взять прицеп, — сказала Метта. — Больше змеек — больше денег!

— И будет, что разобрать Механику, — сказал я, затягивая последний узел. — Часть пойдет в дело, а часть продадим ШИИРу. И хорошо бы отыскать их гнездо…

— Зачем? — спросила Аки.

— Они же механические, и у каждого во лбу геометрика. Возможно, в гнезде есть кристалл побольше…

Гнездо мы не нашли, да и, честно сказать, не сильно и пытались. Улов и так превзошел все ожидания.

Когда мы вернулись, хранительницы не сдвинулись с места. Стояли и ждали, пока вездеход не остановится перед дверью. Мы вышли, и стоило нам перешагнуть порог, как автоматы обступили нас кружком.

Отметая их вопросы, я приказал оттащить змеек Механику:

— Пусть рассортирует то, что нам нужно для восстановления всех автоматов, и на то, что можно продать ШИИРу… Ой, кстати про ШИИР…

Я посмотрел на время — 16:00!!!

— Эй, мы были в Амерзонии всего час, я засекал!

Метта хлопнула себя по лбу:

— И как я забыла… Помнишь, солнце? Раз оно бежит быстрее, то и время ускоряется… Илья, прости! Мы все прошляпили!

— Мы уже пять часов как должны были быть в ШИИРе, — пролепетала Аки. — Свиридова нас накажет…

И тут откуда-то сверху прозвучал телефонный звонок. Растолкав автоматы я бросился наверх. Аки испуганно засеменила следом.

Наверху звонок оборвался, и, преодолев коридор, я застал Тому — она положила трубку на рычаг.

— Кто звонил? — спросил я. Тома повернулась — у нее глаза были на мокром месте.

— Воронцовы… — проговорила она. — Сказали, что если мы не вернемся к ним по-хорошему, они сожгут Таврино дотла. Илья, простите! Я думала, это из ШИИРа!

— Я тоже… Что ж, значит, у нас только один выход…

— К-к-какой? Если что, мы с братом можем ухе…

Я схватил ее за руку.

— Эй, с ума сошла? Уедешь ты только к Воронцовым, понятно? Ты же хочешь вернуться?

Вспыхнув, Тома замотала головой.

— Вот-вот. Значит, мы сделаем все, чтобы если ты и вернулась, то только для того, чтобы пустить этому ублюдку пулю в лоб. Сен!

Где-то раскрылся проход, и в коридоре послышались шаги. Скоро к нам вышел автомат с надписью «Прочь» на физиономии.

— Звали… хозяин? — сказала она и вильнула бедрами. Револьверы в кобурах звякнули об ее металлическую обшивку.

— Хорош дурачиться, — сказал я. — Что это была за истерика во время «приручения» Рен? Ты все еще думаешь, что Онегин жив?