Я провел лучом фонаря по приборам и задумался. Попасть в Амерзонию до официального рейда и поглядеть, на что эта земля вообще похожа? Узнать, какие еще секреты скрывает этот таинственный Александр Онегин, любитель превращать хранителей в монстров и таскать артефакты под носом у ШИИРа?

Собственно, а почему бы и нет? Если прикинуть, от нас до Амерзонии на броневике ехать меньше получаса. Вернее до кордона, и это если сильно не разгоняться. А используя дрезину, мы можем добраться до нее еще быстрей. Прямая дорога же.

Однако это еще большой вопрос, где именно мы выберемся. А вдруг этот тоннель ведет куда-нибудь на другой конец «карты»? Или, как сказала, Аки вообще уходит еще глубже под землю?

— Не попробуешь не узнаешь, — пожала плечами Метта. — Я за риск!

— Ладно, будь по твоему. Туда и обратно.

Я плюхнулся на водительское сиденье. Аки аккуратно пристроилась рядом, а хихикающая Метта залезла назад.

— Рычажочки, рычажочки… — проговорила она, разглядывая приборную панель, которая не сильно отличалась от того, что мы видели в броневиках. — Заметил, какие у этой штуковины колеса?

Я выглянул и посвятил фонариком. А она права — дрезина стояла на центральной оси, а по бокам висели мощные шипастые колеса как в броневике.

— Вездеход?

— Угу. Серьезно этот Онегин подходил к делу…

Осталось только понять, как эта штука заводится. И есть ли в ней топливо.

— Доктор, что с ним? Что с моим Ромочкой? — кротко спросила Лидия Моисеевна Горбатова личного лечащего врача рода — маленького старичка по имени Модест Модестович Вальтман. Он лечил представителей рода Горбатовых и Ливицких, к коему она сама принадлежала, долгие годы. Лида еще была маленькой девочкой, а Вальтман уже поседел как лунь.

Почесав лысину, доктор поправил очки. Откушенное вчера ухо все еще кровоточило.

— Ему нужно полное обследование… — забормотал он, оглядываясь на дверь в спальню, откуда слышались приглушенные стоны. — Но пока я могу сказать, что не знаю, что с ним… Я дал ему снотворное, и надеюсь… Надеюсь, он таки уснет.

— Я так волнуюсь, Модест Модестыч, он не спит уже вторую неделю, а вдруг…

И тут раздался ужасающий крик.

— Жуки, жуки! Уберите их, УБЕРИТЕ!!!

Раздался грохот и из-под двери спальни засверкал свет.

— О, господи! — помертвела Лидия Моисеевна, и Модест Моисеевич ринулся обратно.

Раскрылась дверь, и она увидела своего мужа — он метался на постели, а ремни, которыми были связаны его ноги и руки, впивались в плоть до красноты. Лицо его напоминало маску боли, глаза светились как два факела.

Горбатова с криком хотела броситься к нему, чтобы хоть чуть-чуть облегчить его страдания, но ее уже схватили за руки и оттащили прочь.

— Подождите! Подождите! — закричала она, но дверь уже захлопнули. Перед глазами поплыли ступеньки, а затем она, зарыдав, уткнулась в подушку в гостевой спальне.

Еще час Горбатова слушала грохот наверху и не могла взять в толк, почему? За что ей это?! Ее муж всегда был здоровее всех, кого она знала — да, характер не подарок, но за ним Лидия Моисеевна всегда была как за каменной стеной.

И вдруг, в один миг… После того злополучного дня, когда ее муж вернулся с того проклятого аукциона… После того, как ее сын Родя уехал в усадьбу к Онегину…

— Уйти! Уйди, тварь! Я убью тебя!

— Роман Петрович, позвольте, позвольте… Это лекарство, оно поможет вам уснуть! Держите его, чтоб вас! АААААА!

Лидия Моисеевна снова попыталась прорваться к мужу, но у двери дежурила охрана. Ничего не добившись, она вернулась к своей заплаканной подушке. Мало ей нервотрепки, а тут еще и телефон в кабинете надрывался так сильно, будто ему тоже было очень и очень больно.

О, боги, одно несчастье за другим… К тому же Родя… Слава богу, после нескольких дней поисков его нашли, но сынок совершенно повредился рассудком. Лидия Моисеевна хотела оставить его у себя, но после того, как он начал кидаться на людей и ходить под себя, все же уступила врачам. Теперь ее обожаемый Родя, ее кровиночка и надежда рода, томился в Шардинской психушке. Лидии Моисеевне сказали, что ему выделили просторную палату рядом с Ильей, ее старшим сыном. Он тоже когда-то залез в усадьбу к Онегину и вернулся оттуда сам не свой.

И как она выдержала эти безумные дни? Еще и руки чесались под бинтами… Ну Лизка, попадись только! Выцарапаю глаза негоднице!

— Ну Лизка… Змеюка неблагодарная!

Подскочив, Лидия Мисеевна выбежала из гостевой, поднялась и вошла в кабинет. Там зажгла сигарету и с облегчением упала в кресло. Пепел сыпался на ее платье, но ей было плевать. Раз Ромочка сошел с ума, значит, она теперь отвечает за род.

Проклятье, всю голову себе сломала, кто мог осмелиться проникнуть в их усадьбу и бросить ее на съедение крысам?! То же, кто осмелился забрать ее сыновей, похитить Лизку, а потом и заразить мужа неизвестной болезнью, от которой бедный Ромочка уже неделю не смыкает глаз, чешется и все больше опускается в пучину безумия!