Как ни думал, как ни гадал, ничего так сразу придумать не смог.

«Вот сейчас я попал бы так попал. Стоял бы там и мычал бы что-то нечленораздельное, не зная, что и как спросить», — журил я себя за дилетантство.

В голову пришла идея на время оставить разведку и, соответственно, поиск оружия.

«А почему бы и нет? Сейчас можно и нужно заняться другим. Вначале, так как поезда в ту сторону не ходят, направляюсь пешком в Брунсбюттель. На это уйдёт часа три. Там провожу рекогносцировку, это ещё час. Затем сажусь на поезд, возвращаюсь сюда. Далее наведаюсь к полицаям и, сделав всё что нужно, вновь пешком вернусь в Брунсбюттель. Да, погулять придётся немало, но по времени к началу построения я успеваю. И, в общем-то, переносить винтовки пешком по лесу, а не перевозить в транспорте будет гораздо безопаснее», — стал прикидывать варианты я.

Однако почти сразу после формирования этого подробного плана наткнулся на явное несоответствие. И всё дело было в том, что, исходя из моей идеи придерживаться международного права, атаковать полицейский участок я должен был именно в форме русского солдата.

Раз уж я вбил себе в голову, что закон буду чтить, то по-другому делать было нельзя.

Я подозревал, что моя эта паранойя до добра меня не доведёт. Скорее всего, она была вызвана неимоверным числом контузий, которые Забабашкин получил за последние несколько дней. Особенно вчера, когда я лежал под авиационными бомбами под Новском. Вчера ведь это было? Или позавчера? Да какая разница… Главное, что вот там одна из этих самых бомб, разорвавшись рядом, шандарахнула так, что, вполне возможно, именно тогда с головой у меня что-то и случилось. И даже не возможно, а точно что-то случилось. Нормальному диверсанту никогда бы в голову не пришла мысль о каком-то там международном праве. А мне вот пришла. Вероятно, я был неправильным диверсантом, но, увы, мне приходилось с этим мириться, и похоже, придётся и впредь.

Очень некстати из глубин памяти всплыло воспоминание о том солдате, которого «видел» только я при штурме больнице в Новске. Вслед за ними появились и неутешительные мысли о том, что с головой у меня точно не всё в порядке. В свою очередь мысли о, возможно, окончательно съехавшей крыше были грустными и навеяли ещё больше тоски, когда я вспомнил, как потерял якобы друзей, что оказались совсем не друзьями, а самыми настоящими врагами и предателями. Вспомнил о гибели Миши Садовского, который всегда приходил ко мне на помощь. О пропавшем и, скорее всего, умершим от ран в одиночестве лейтенанте госбезопасности Воронцове, что давно стал мне как старший брат и друг. И о милой Клубничке, которую, скорее всего, я больше никогда не увижу.

Хотелось лечь на кровать, свернуться калачиком и быть может даже запла…

«Отставить! — скомандовал я себе и непроизвольно подтянулся. — Боец Забабашкин! Напра-во! — продолжил командовать и подчиняться. — На рекогносцировку вражеской инфраструктуры шагом… Марш!»

Это было, конечно, не смешно и не могло быть смешным, ибо не до смеха сейчас было. Однако вот такое вот неожиданное дурачество всё-таки помогло мне немного прийти в себя. А, как известно, если глупость сработала — она не глупость.

Более того, почти сразу я придумал относительно неплохой вариант вопроса, который должен буду задать гитлеровским полицаям. И пока его не забыл, открыл дверь и вошёл внутрь учреждения, которое к моему удивлению оказалось совсем небольшим. Миниатюрный холл. Узкий длинный коридор и четыре двери, одна из которых не совсем дверь, а металлическая решётка. В вестибюле за столом сидел, словно бы на «ресепшене», немецкий полицейский и что-то писал. При виде меня он поднялся и поздоровался.

Я поздоровался в ответ и сразу же приступил к делу.

— Вы не подскажете, где находится справочная? — произнёс я и, чтобы не возникло вообще никаких ко мне вопросов, продолжил только что придуманную легенду: — Дело в том, что я направляюсь на лечение, а мой друг, оставшийся на фронте, просил разузнать о его невесте.

Немец понятливо кивнул, но всё же вопрос задал:

— А невеста в этом городе проживает, господин обер-лейтенант?

Но и на это у меня был ответ.

— Нет, она написала, что переехала в городок неподалёку от Гамбурга. А название города забыла упомянуть в письме. Вот я, пользуясь случаем, и узнаю, где она могла остановиться.

— Понятно, — кивнул полицай и, махнув на одну из стен, вероятно, указывая направление, сказал: — Справочная находится у вокзала, господин обер-лейтенант. Обратитесь туда. Надеюсь, вам сумеют помочь.

Я поблагодарил служивого, попрощался и, более не говоря ни слова, вышел. И, нужно сказать, вышел немного озадаченным. Участок оказался совсем не таким, как я предполагал — уж слишком мал он был. И с одной стороны, можно было подумать, что это мне на руку, ведь при налёте фашистских прислужников там будет немного, а значит, с ними мне справиться будет легче. Но вот с другой стороны именно из-за его небольшого размера данный объект для моих нужд мог не подойти.

Я размышлял так: «Решётка — это, вероятно, камера предварительного заключения. А ещё три двери, вероятно и скорее всего — кабинеты. Так может ли быть вместо одного из кабинетов арсенал?»

Это был серьёзный вопрос, и ответить на него можно только открыв все эти двери. А значит, только после штурма.

«А если там винтовок не будет?» — начала в голове вертеться закономерная мысль сомнения.

Посмотрел на стоящие вокруг здания, их крыши и чердаки. Прикинул пути отхода и, понимая, что могу не достигнуть своей цели, если необходимого оружия там не окажется, направился к выходу из города, решив обдумать все за и против по дороге.