— В комнате, которую оборудовал твой муж. Она в его кабинете, за книжным шкафом. Ты обращала внимание, что кабинет меньше, чем спальня, твоего мужа, над ним? Александр хотел установить по всему дому камеры, чтобы следить за тобой. Не успел. Но я доделал, пока ты была у родителей.

58

Следующие несколько дней я не вспоминала, что есть мир за пределами дома. Мы, практически, не вылазили из постели.

Алексей любил меня то медленно, растягивая удовольствие для обоих, то стремительно быстро, делая ощущения невероятно острыми. В промежутках мы разговаривали, открывая друг другу душу. Я не могла не касаться его. Если Леша не держал меня в объятиях, я чувствовала удушающую пустоту внутри, и чтобы хоть как-то ее заглушить, брала его за руку.

Он при этом смотрел так, будто все понимал и взгляд его был полон тоски. От того, я сжимала руку крепче, спешила его поцеловать, чтобы стереть этот взгляд, прогнать чувство неизбежности. Только когда мы занимались сексом мир сужался до размеров спальни, где я любила и была любима. Алексей умело прогонял боль и тяжесть с сердца, и пусть они возвращались, за часы свободы, от самой себя, я готова была отдать все.

— Ты больше не боишься меня? — я лежала на его груди, вслушиваясь в тяжелые удары его сердца. Рука Алексея чертила на бедре замысловатые знаки.

— Нет, — я поцеловала его грудь. — Не боюсь.

— Тогда чего боишься? — его рука продолжала скользить, но крепкое тело застыло, в напряжении.

— Я не…

— Я вижу страх в твоих глазах, — перебил Леша. Его плечи окаменели. — Вот сейчас он точно есть, — он мягко поднял мое лицо, погладил подушечкой пальца уголок губ, при этом неотрывно глядя в глаза. Я потянулась чтобы поцеловать его, прервать эту пытку, но Алексей не позволил. — Ну же! — пальцы удерживали подбородок.

— Что будет дальше? — это тот самый вопрос, который мучал меня и который я боялась задать даже себе.

— Дальше?

— Да. Когда-нибудь нам придется покинуть этот дом. Ты же помнишь, что за окном есть жизнь? — его глаза потемнели.

— Моя жизнь — это ты, Элина. На мир, за окном, я плевать хотел, — я дернулась, а пальцы сильнее сжали подбородок, на грани боли, фиксируя. Хотелось зажмуриться, чтобы не видеть выражения его глаз. В них безумие плескалось вместе с решимостью.

— Я…прости, — в уголках глаз защипали слезы.

— У нас не будет той жизни, к которой ты привыкла, — отрезал он. Поцелуй был жёстким. Алексей будто наказывал меня, терзая губы, прикусывая, за то, что пыталась разрушить иллюзию. На кончике языка появился привкус крови и тлена.

***

Она спала. Но даже сейчас ее лицо не было расслабленным. Она выглядела так, будто ожидала удара.

Отвожу с лица тяжелую прядь, едва касаясь кожи, Элина тихо всхлипывает.

— Леша, — одними губами произносит. Красивая она, пиздец, как картинка. Хотел бы сказать, что она моя, но нет. Я трахаю ее. Но жизнь, счастливую, свободную жизнь, дать не могу.

Когда я затевал все это, я не думал о том, что будет «после». Я хотел ее наказать, подчинить. Сделать из нее послушную собачонку, которая будет ползать на коленях и лизать туфли. Злости во мне было без меры. Пиздешь, что я не хотел причинять ей боль. Хотел, еще как. Более того, я хотел быть единственным, кто будет делать ей больно. Чтобы она, в полной мере, почувствовала, каково это, когда душу ковыряют раскаленной кочергой. |Ч|и|т|а|й| |на| |К|н|и|г|о|е|д|.|н|е|т|

Я ловил извращенный кайф, наблюдая за ее страданиями. Делал так, чтобы она заплатила за всю мою боль, своей, мысленно прощая ее, по пунктам.

В тот, чертов день, я покинул дом, опасаясь, что сверну ей шею. Она мне врала, говоря, что не оплакивает своего любовника.

Когда вернулся, первым делом проверил камеры. Элина сидела на кухне. Я отмотал. А когда понял, что она сделала, едва не лишился рассудка. Последнего, блядь, рассудка! Я, в жизни, не испытывал такого страха. Ужаса! Я боялся, что опоздал. Держал в руках ее хрупкое тело, помогая ей выблевать отраву, и впервые в жизни, молился. Я обещал, что, если она останется жива, я ее отпущу. Всегда буду рядом, но на расстоянии.

Она выжила, но я все еще здесь. Как, блядь, ее отпустить? Сука!

— Леш, — Элина вздрогнула. Укрываю ее одеялом, коснувшись губами бархатной кожи.

«Она сказала, что любит тебя» — пронеслось в голове.

Только я не верил.

59

— Не вкусно? — спросил он, понаблюдав, как я ковыряю вилкой омлет.

— Вкусно, — выжимаю из себя улыбку, накалываю ломтик и отправляю в рот. Прошло уже несколько недель. А чувство, что я балансирую, на грани полнейшего краха, только усиливалось с каждым днем и вот, достигло апогея. Желудок сжался, отказываясь принимать пищу.

— Ты давно не была у родителей. Не хочешь их проведать? — я замерла, рука с вилкой зависла в воздухе. Это что, проверка? — Успокойся, я не пытаюсь тебя подловить, — улыбнулся Алексей, будто прочитав мои мысли.

— Я не знаю, — отвечаю.

— У тебя сложные отношение с ними? — спрашивает, делая глоток крепкого чая. Алексей предпочитал чай с утра. Только в обед он пьет кофе.

— Нет, хорошие отношения.

— Они тебе почти не звонят.

— Маме не нравился Саша. А папа, он, в общем, почти всегда поддерживает маму. Они перестали звонить, когда я вышла замуж. Сейчас, наверное уже переросло в привычку.