– Иди, займись делами, Софи, – говорю я бесцветным, уставшим голосом, – посмотри, вычерпали ли воду из погребов. Передай капитану Эрту, что Элизабет нездоровиться, и я буду занята с ней. Но он должен начать хотя бы с плесени на стенах! Нужно убрать всю грязь. В замке должен циркулировать воздух. Сейчас лето, а всюду сырость и темнота. Иди, – но останавливаю ее почти у дверей: – Софи! Только сначала ослабь этот долбанный корсет.

В минуты, когда Элизабет приходит в себя, я вливаю ей в рот несколько глотков воды. Ее слегка мутные глаза находят меня, поддергиваются влагой и закатываются снова. До поздней ночи она едва ли два раза оказывается в сознании и хрипит, пытаясь мне что-то сказать. Ее бросает в липкий холодный пот, а затем она скрючивается в комок от боли в животе.

– Ваше высочество, – около полуночи Софи робко открывает дверь, – вы не спите?

Усмехаюсь.

– Нет. На посту.

– Я могу войти? Я принесла вам еду. Вы не вышли к ужину и не распорядились, но я все-равно взяла ее с кухни.

Я удивленно смотрю на служанку – ее доброта трогает.

– И правильно сделала, – киваю ей.

Софи входит в комнату, освещая ее свечой, и я морщусь.

– Ах, вот как пахнут эти сальные свечи, – и посмеиваюсь. – Хотя мне почти все-равно.

Софи пристраивает свечу подальше, ставит на пол рядом со мной деревянный поднос.

– Воду вычерпали, солдаты капитана Эрта до заката работали в замке. Как вы и приказали, они вычистили каждый уголок от этой… черной плесины…

Я замечаю на подносе сложенные листы бумаги и перо с чернилами. Софи прилежно все сложила и принесла мне.

Всматриваюсь в ее лицо. Ей не больше сорока пяти, на взгляд.

– Сколько тебе лет, Софи?

– Тридцать два.

Гм.

Оглядываю ее еще раз – тяжелая работа оставила свой след. Кожа обветренная, грубая и сухая, а руки сплошь покрыты мозолями. Отворачиваюсь и потираю щеку, а сама лишь стискиваю зубы, чтобы не дать слабину. Какого черта этот мир так жесток?

Софи глядит на спящую Элизабет, дыхание которой слышится ровным и глубоким.

– Я могу посмотреть за леди Голлен, как смотрела за графом Эмсвортом, а вы поспите, – предлагает она.

– Спасибо, Софи, но мне пока не хочется спать. А ты иди, завтра будет много дел.

Я с благодарностью ем, еще раз отмечая, как великолепно готовит госпожа Ройс, а потом забираю бумагу, разворачиваю на столе, там же ставлю чернильницу и свечу-вонючку. Изредка отвлекаюсь на тихие, жалобные стоны Элизабет. Вычерчиваю прототип скальпеля и иглы, следом идут всевозможные емкости и, наконец, ампутационный нож и хирургическая пила. Наборчик садиста. Но в условиях времени, куда меня забросило, это просто необходимо.

Под утро Элизабет уже не мечется и не стонет, а просто спит. Я бужу Софи, ополаскиваюсь в прохладной воде, а затем одеваюсь, почти не затягивая корсет. Заплетаю косу из слегка влажных волос и перевязываю голубой лентой в тон к платью.

Приказываю Софи остаться со спящей фрейлиной, а сама спускаюсь на кухню и застаю там семейство Ройсов. Приветливо здороваюсь. Раскладываю на столе чертежи и интересуюсь у господина Ройса, сколько примерно стоит изготовление лекарского инструмента. Привратник долго разглядывает мои рисунки, чешет за ухом и, наконец, выносит вердикт.

От озвученной суммы жжет где-то под ребрами.

– Сколько? – переспрашиваю я.

Оказывается, железо стоит дорого, а работа кузнеца еще дороже. Чем тоньше лезвие клинка, тем искуснее должен быть мастер. Правда, можно купить инструмент из «болотной руды», и не сильно придираться к качеству изготовления. Будет дешевле.

– Почему эту руду называют болотной? – спрашиваю я.

– Потому что местные добывают ее именно из болота, – поясняет господин Ройс, – а потом плавят. Это тяжелый труд, ваше высочество. А то, что добывают на рудниках, отправляют в столицу. Мечи куют только самые опытные кузнецы из гильдии. И берут дорого, не каждый себе может позволить.

Я потираю подбородок. Не думала, что все будет так сложно. Заточка скальпеля должна быть особой, филигранной. И сталь для него – хорошей.

– Э… доброе утро, – слышу на входе голос капитана Эрта.

Он резво входит на кухню, но, заметив меня, теряется и неловко кланяется, выдавливая: «Ваше высочество». Мышца на его щеке нервно дергается, когда он разглядывает мой внешний вид. И, наверно, он не может понять, что я, вообще, здесь забыла в такую рань.

– Доброе, – киваю я. – У меня к вам как раз есть дело. Садитесь. Госпожа Ройс, положите капитану кашу, пожалуйста.

Эрт смотрит на кухарку, потом на господина Ройса, который в сторонке молча чинит сапоги. У тех лица спокойные и терпеливые – мол, мало ли что ее высочеству в голову взбрело. Хочет садиться, где вздумается. Хочет ест, что нравится. Хочет изготовить лекарские тесаки, да ножи – да, пожалуйста!

– Мне опять нужно в деревню, – я придвигаю к капитану чертежи, едва он садиться за стол, – нужно изготовить лекарский инструмент.

А сама ем, украдкой посматривая за реакцией Эрта. А он шокировано вскидывает брови, видя на чертежах пилу. Сглатывает и смотрит на меня со странной смесью жалости и испуга, как на сумасшедшую. В его глазах немой вопрос – на кой ляд? Но капитан не задает его вслух, не решается. А мне и ответить-то нечего, кроме: «Я принцесса, я так хочу».