– Да…

– Вы сможете потерпеть?

– Анна…

– Какого черта вы так убились? – она смачивает его губы водой. –Что теперь, а?

Он не может пошевелиться, и кажется, начинает терять сознание.

– Погодите умирать, – обтирает его лоб прохладной тряпкой. – У вас столько чертовых шрамов, Реиган. Мы с вами еще не договорились, а мне невыгодно быть вдовой.

Ей и правда невыгодно. Она беспокоится только об этом. Она его жена, но не наследница. Он не сделал ее императрицей. Кто взойдет на престол после него, когда никого из рода Уилбергов ни осталось? Есть только Бреаз. И Алан, разумеется, возьмет Анну себе. Она родит ему много светловолосых мальчишек. И Алан не станет растрачивать время, как он – придурок! – который за все время своей жены так и не коснулся. Алан быстренько наделает Антуанетте детей.

– Ты моя…

– Что? – она склоняется над ним, и ее губы трогает печальная усмешка. – Это мы потом с вами обсудим. Поспите немного.

Он проваливается в небытие, а когда пробуждается вновь, ощущает, что Анна сидит рядом. Ее волосы повязаны косынкой, на тонкой талии передник, забрызганный кровью, а она сама вся такая сосредоточенная, сердитая и почему-то смешная. Наверно, потому что Уилберг никогда не видел ее такой – она ведь не переносила крови. Увидев его шрамы в первую брачную ночь, едва не лишилась чувств и с видом брезгливости сказала, что никогда к ним не прикоснется по доброй воле. А сейчас ее взгляд падает на него искоса, и Реиган слышит ее приглушенный, уставший голос:

– Как ваши дела, ваше величество?

Он поворачивает голову и смотрит в окно – рассвет уже. Всю ночь он здесь провалялся – тело будто одеревенело, страшно терзает боль, а еще внутри горит раздражение, что он в полной власти женщины, которая его презирает.

– Где мой командир?

– Караулит за дверью. Позвать?

Реиган молчит и снова смотрит на жену – красивая до одури. Самоуверенная и дерзкая. Но прежней язвительности, презрения и ненависти в ней нет.

– Да. И пусть принесут бумагу и чернила. Я хочу написать Бреазу.

– Давайте, вы сделаете все это, когда я закончу с вашей ногой. Вы потеряли много крови, я сшивала сосуды, перелом открытый, я рассекла ткани. Вы можете подхватить инфекцию, начнется гангрена и вам отнимут ногу.

Реиган хмурится. Она могла устроить ему это – превратить в калеку. И пока он скрежещет зубами, его жена зовет какую-то девицу:

– Нужно обработать… и принеси, пожалуйста, настойку для его величества. Ту, которая успокаивает и снимает боль.

Уилберг не может поверить в происходящее. Он не сразу сознает, что Анна собирается его чем-то напоить, а когда она подносит бутылек к его губам, он мотает головой, расплескивая содержимое:

– Что это?

– Настойка на основе дурманов. Она снимет боль, – спокойно поясняет жена. – Но, если не хотите, я не настаиваю.

Реиган дергает подбородком и смотрит в потолок. Тяжело дышит. Крупные капли пота стекают по его лбу. Ему больно, и еще как! Выть хочется.

– Хорошо, – бросает. – Давай.

И послушно пьет из ее рук. А затем ему становится горячо и сонливо, и боль нехотя, но отступает. Он слышит, как Анна работает инструментом, ощущает холодную резь в ноге и сжимает зубы. Одна его рука туго перебинтована вместе с плечом и прижата к груди, при вдохе он ощущает, как трещат ребра. Сознание слегка путается.

– Еще немного, я скоро закончу, – Анна касается его здоровой руки и невесомо похлопывает по тыльной стороне ладони: – Вы молодец.

Это ему, наверняка, кажется. Ему хочется потянуться за этим прикосновением, догнать его, ощутить еще раз.

Боги… Ему нравится его жена.

Ее новый запах, взгляд, манера держаться, этот знакомый, но другой голос. Ее ум. Рассудительность. Стойкость.

– Кто ты такая? – тянет он.

Сквозь полуприкрытые веки видит, как ее руки замирают, она поворачивает голову и внимательно смотрит ему в глаза. Слегка напугано. И он усмехается – попалась, Анна? Ты – не она. Кто ты, гордая птичка? Как оказалась здесь вместо капризной и истеричной Антуанетты?

Сознание затуманивается, но Реиган не хочет терять эту мысль.

Анна фиксирует его ногу, туго бинтует и бормочет что-то типа: «Завтра я подумаю над гипсом».

А потом она, наконец, с облегчением выдыхает и разминает шею. Смачивает тряпку в каком-то растворе, пахнущим крепким пойлом, и, все еще стоя на коленях, ставит руку у головы мужа и склоняется к его лицу – близко-близко. Так, что Уилберг видит каждую черту ее красивого, молодого лица, ее слегка обкусанные губы, яркий румянец на щеках. Он вдыхает приятный медовый запах ее тела.

Она осторожно прикладывает тряпку к его скуле, и рана на ней начинает щипаться. Реиган морщиться, и Анна поддается вперед и дует, уменьшая его боль.

Уилберг ошарашенно замирает – кто ты, незнакомка?

Ее взгляд пересекается с его взглядом. Они будто соприкасаются – впервые разглядывают друг друга. Беззастенчиво. Оба.

– Попробуйте поспать, я принесу одеяло, – говорит Анна.

Реиган сжимает кулак – как же хочется к ней прикоснуться! Его жена, уставшая, в простом легком платье, в косынке, полностью скрывающей волосы, без грамма пудры и румян, восхитительна! Он никогда не замечал раньше, насколько красивые у нее глаза и насколько спокойный, вдумчивый и немного насмешливый взгляд.