– Эмин, Софи, – зову я, и прислуга тотчас возникает рядом со мной. – Несколько дней мэтры проведут в замке.

Слыша это, Элизабет моментально производит расчет для госпожи Ройс – запасы еды нужно увеличить. Я, наконец, поглядываю на фрейлину с одобрением. После выздоровления что-то в ней меняется. Но медленно. Элизабет слишком часто поглядывает на Эрта, ненароком задевает его ноги подолом платья. А ведь еще есть Асинья, которая при виде капитана, краснеет и полностью лишается дара речи. За самой же Асиньей давно наблюдает Эмин, но та воротит нос – больно уж прост он для травницы, да и росли они вместе, какие тут чувства?

В последующие дни пока мэтры неустанно спорят, я встречаюсь с храмовиком, мастером Мейером, аскетичным человеком с длинными гладкими светлыми волосами и суровым взглядом. Я должна выплачивать ему содержание, хотя формально могу переложить это на плечи владельца земель – моего мужа. Но что-то подсказывает, что выгоднее прикормить мастера из собственного кармана.

Орден, к которому принадлежал Мейер, формально не подчинялся императору, но из разговора я уяснила другое – все здесь подчинялось Реигану Уилбергу. Впрочем, Маейер считал, что Орден, состоящих из трех направлений, мог влиять на политику Эсмара, потому что его члены входили в совет.

Как только мэтры утрясают все разногласия, и в Рьен привозят необходимые компоненты для изготовления эфира, мы работаем над эти и днем и ночью, и месяц, отведенный мне, неминуемо подходит к концу.

И в один прекрасный день заканчивается.

***

Повитуха, выписанная из столицы, почтительно кланяется, а мэтр Финч виновато вздыхает.

Я лежу в постели в ночной рубахе – жесткие пальцы повитухи ощупывают мой живот. Разглядываю потолок, стараясь не испытывать раздражение. Мэтр сухо расспрашивает о днях недомогания, повитуха шарит руками по моей груди. Наконец, они оба приступают к разглядыванию того, во что в современном мире суют тест на беременность. Они смешивают это с вином, проверяют на просвет – я кривлюсь и пыхчу, так как трачу время напрасно. Далее мэтр с повитухой что-то жгут – о времена, о нравы! Финч с умным видом записывает мои реакции, и в итоге выносит вердикт:

– Вы совершенно точно не носите под сердцем дитя.

Я поднимаюсь, подзываю стоящую в уголке Софи, и она накидывает мне на плечи домашнее запашное платье.

– Вы напишите об этом моему мужу? – интересуюсь.

– Я должен прибыть во дворец уже завтра и лично доложить его величеству о результатах осмотра. Он приедет за вами сам.

Хмурюсь и вижу в глазах мэтра понимание и даже жалость. Он пожевывает губами, не зная, как было бы допустимо поддержать меня. За этот месяц мы стали если не друзьями, то коллегами.

– Я буду счастлив видеть вас в лекарской школе, ваше высочество. Если это будет вам угодно…

– Конечно будет, – киваю я с легкой печальной улыбкой. – У нас еще много дел. Вы расскажите его величеству о результатах наших исследований?

– Непременно.

– После коронации я хотела бы представить ему еще несколько проектов, в которых мне потребуется ваша помощь. Я приглашу вас в Вельсвен.

– Я всегда в вашем распоряжении.

Я подаю ему руку, и он склоняется и прикасается к ней губами, а после уходит, прихватив повитуху, а я обхватываю плечи и задумчиво смотрю в окно. Реиган больше не отвечал на мои письма, голубка всегда возвращалась от него налегке, но мои послания он читал, и его реакция обычно была незамедлительной.

Я опять забираюсь в постель, хотя обычно не позволяю себе валяться до обеда. Сегодня я чувствую себя разбитой – пальцы повитухи будто оставили ожоги на моей коже. Софи сочувственно прикрывает мою ступни одеялом и спрашивает, не угодно ли мне выпить травяного чаю с успокаивающим сбором Асиньи. А мне ничего не угодно. Я добилась невероятного – в этом мире есть первая анестезия, и нам даже удалось ее опробовать. Я прикипела к Рьену, к детворе, которая кидалась ко мне, едва я появлялась в деревне, к семейству Ройсов и работникам сыроварни, к Асинье, которая схватывала на лету все, что я ей говорила. Я не желала уезжать. И мне было не жалко передать все свои знания Финчу и обучить будущих врачей, но взамен я хотела одного лишь – свободы от собственного мужа. Мой мозг усиленно работал, пытаясь найти лазейки. Как человек практичный, я стараюсь понять, как использовать знания себе на пользу. Как признать свой брак недействительным?

Мой супруг не абы кто, а целый император. Я даже заикнуться не успею перед Орденом о разводе. Вспоминаю его слова: «Я выдержу месяц, чтобы быть точно уверенным, что ты не беременна от Герберта Уолша, а потом ты не вылезешь из моей постели, пока не понесешь».

Не вылезу из его постели.

Это не то, что я полагала ждет меня после смерти.

Теперь моя другая жизнь кажется такой далекой. Блага цивилизации, мой любимый аромат от «Шанель», вечно лающая собака соседей – я, кажется, почти забыла все это. А вот скальпель – нет, и ощущение победы над смертью – нет.

Сама не знаю, почему ноги несут меня в старую часовню при Рьене. Здесь все так же много металлических пластинок на ленточках, которые висят над алтарем. Стены кое-где покрылись мхом, пахнет листвой и холодным ручьем. Я неожиданно натыкаюсь на госпожу Ройс, когда она привязывает очередную пластинку к кругу над алтарем.

– Ох, ваше высочество, – лепечет она. – Я сейчас уйду.

Пластинки бьются друг об друга от сквозняка, выуживая приятные «дзынь!», а разноцветные ленточки пестрят.