У него уйма дел. Более важных, чем завтрак с Антуанеттой.

В былые времена он бы плевал на сентиментальность. Он бы четко исполнял то, что должен. А именно, ему необходимо предпринять миллион и одну попытку остановить то, что стало неизбежным – падение Эсмара. Сейчас ему нужно быть в трех местах одновременно, а лучше в пяти. То, что отлично умел Бреаз, Реиган ненавидел – договариваться, идти на компромиссы, уступать. То, что умел Уилберг, – карать, убивать и повелевать, сейчас лишь усугубит ситуацию.

Уилберг проигрывает сам себе. Он хочет увидеть женщину, в которую влюблен. Он мечтает ощутить ее рядом, услышать ее смех или встретить упрямство. От нее он примет все, что угодно.

Войдя в покои жены безо всяких уведомлений, он нагнал страх на всех фрейлин без исключения. В военной форме, резкий и сердитый он вошел в приемную, где и находилась Анна в обществе растерянных женщин.

Реиган кидает на нее взгляд, и всецело исчезает в ней. Растворяется. Успокаивается лишь от ее строптивого, учительского вида. Она сидит за столом в строгом платье. Антуанетта никогда не носила таких, а Анна в них бесподобна. Эти белоснежные оборки, воротнички, кружева, скрывающие грудь лишь раззадоривали его желание поддеть их пальцами, а к нежной, шелковистой коже прижаться губами. Пряди ее волос собраны в прическу, а несколько локонов вьются у лица, собирают солнечный свет, слегка покачиваются от ее дыхания. Анна поднимает взгляд, ее голубые глаза, обрамленные черными густыми ресницами, внимают происходящему – строго, спокойно и вдумчиво. Реиган готов стонать от желания, от того, что хочет заполучить ее душу, упрямую и сильную. Обладать этим естеством, а не просто телом. Покорить, завоевать, стать кем-то значимым. Любимым.

Анна кладет перо и встает из-за стола.

Солнечный свет, вливающийся в приоткрытые двери балкона, очерчивает ее хрупкую фигуру.

Реиган чувствует, как кровь ударяет в голову.

У него больше месяца не было женщины, и это никак не прибавляет ему галантности или терпения на дурацкие ухаживания, от которых женщины обычно приходят в восторг. Элен всегда любила подарки – это стандартное его «спасибо» за секс. Он с шестнадцати лет мотался по гарнизонам, ему некогда было изучать искусство соблазнения. Обычно он просто выбирал понравившуюся женщину, и она едва не теряла рассудок от счастья, опасаясь хоть чем-то его прогневать.

– Дамы, – на губах Анны расцветает улыбка. – Оставьте меня наедине с его величеством.

Фрейлины поднимаются со своих мест и идут на выход, обдавая Реигана ароматами парфюмов, от которых свербит в носу. И каждая – каждая! – кокетливо бросает пылкие взгляды.

Элен задерживается, касается ладонью его мундира. С ее губ срывается тихое:

– Я соскучилась, ваше величество, – она соблазнительно закусывает нижнюю губу.

– Вы свободны, леди Фант, – отвечает Уилберг, не отрывая взгляда от Анны.

Разница колоссальна – иметь женщину для удовлетворения нужд или для любви. Он хотел второе. И все внутри кипело от мыслей о собственной жене.

Элен уходит, а Реиган, вообще, забывает о том, что она была в его жизни. Впрочем, он достойно устроит ее жизнь, выдаст замуж и обеспечит всем необходимым. Три года он был вполне доволен ее услугами.

– Я задержался, – это первое, что он говорит, когда они с Анной остаются одни.

– Ничего страшного, – спокойно отвечает она. – Я распорядилась принести завтрак сюда. Он немного остыл. Надеюсь, ты решил все свои дела? Мне не очень удобно отвлекать тебя, когда в Эсмаре объективно есть заботы поважнее. Но, если ты голоден, мы можем обсудить кое-что, пока едим.

По его губам против воли скользит усмешка. Какая она затейница.

– Хорошо.

Чертов идиот. Он должен был ответить что-то другое. Повести себя, как джентльмен. Да хоть дамский угодник. Включить обаяние, хотя бы. А он сказал «хорошо». Хорошо, да?!

Анна повела его на балкон, где указала на кресло за крошечным круглым столиком. Корзинка с булочками, мясо, сыр и орехи, запеченная с дичью картофель, омлет, паштет и вино… Гм, все очень скромно.

Реиган вскидывает взгляд, не зная, как реагировать. Это насмешка или…

– Что? – Анна преспокойно садится.

– Здесь, – Уилберг впервые так тщательно подбирает слова, – нет слуг.

– Да, я их отпустила.

– Анна, – он отодвигает кресло и тоже садится: – Здесь нет необходимости экономить…

Ее губы подрагивают от смеха. Наконец, она говорит:

– Здесь достаточно еды. Ты наешься. Что за манера заваливать стол едой, которую никто не в состоянии съесть?

Он откидывается на спинку кресла и наблюдает за женой с усмешкой.

– Это называется роскошь, Анна. Императорский двор обязан быть роскошным. Это показатель моей щедрости и расположения к тебе.

– Согласись, это выглядит крайне глупо, – говорит она, надрезая булочку и намазывая внутри паштетом.

Реиган внимательно следит за ее руками, за тем, как она держит нож, как легко орудует им. Как она прекрасна. Перед ним сейчас сочетание всего, что он так любит: оружие, способное убивать, и женщина, способная подарить счастье.

– Слуги тоже питаются с господского стола. Тем, что остается. Чем беднее стол, тем мельче власть.

– Значит, императора судят по тому, насколько он щедр?