Я не мирилась никогда.

В тот раз, когда Сергея застала с любовницей, тоже не мирилась, хоть он и предлагал семью сохранить. Всего-то надо потерпеть его походы налево, зато он при мне останется, будет, как и прежде, крепким плечом и опорой.

Удивился он очень, когда я отказалась. А ведь мы с ним двадцать лет в браке прожили.

Прошагав к дивану, я рухнула на него лицом вниз. Даже туфли не сняла.

Было паршиво.

Почему-то вспомнила об отпуске. Когда я последний раз отдыхала? Когда уезжала куда-нибудь, оставляя свою гиперответственность у начальника в заднице? Нет, серьезно, я ведь просто не умею расслабляться.

Промычала что-то невразумительное в диван.

Последнее время я слишком много думаю о бренности бытия и чувствую, как черствеет сердце. Забываю, что значит любить. Возможно, уже не способна на это.

Хотела поплакать – так, по-женски – но даже с этим беда. Плакать – самое бесполезное занятие на свете. Ну, к черту.

Наверно, я бы и дальше размазывала косметику об обивку дивана, приходя в полное уныние, если бы не раздался звонок в дверь.

Звонок, изменивший мою жизнь.

Привычка открывать дверь сразу, без всяких допросов и вопросов, появилась у меня еще с детства. К слову, в наше современное время, вообще, кто-то редко звонит в дверь. Почти никогда. И от неожиданности я распахнула ее, представ перед незваным гостем со слегка поплывшим макияжем.

Мой взгляд вперился в стоящего на лестничной клетке высокого, широкоплечего, черноволосого мужчину с недельной щетиной на щеках и подбородке. Его серо-зеленые глаза также внимательно оглядели меня.

– Привет. Впустишь? – приподнял он брови.

Я бесцеремонно повела взглядом по его одежде: что-то невразумительное и грязное.

– Нет.

Уголок его губ дернулся в усмешке.

Он сдвинул меня рукой в сторону и прошагал в прихожую, а затем, не разуваясь, на кухню.

– Э… эй! – пискнула я.

Догнав его у холодильника, я схватила наглеца за рукав плотной фланелевой рубашки.

– Я сейчас полицию вызову!

– Угу, – он открыл холодильник, никак не реагируя на мой хват, посмотрел в пустующую глубину, где стояла кастрюля с макаронами: – Больше ничего нет?

– Че-е-е??? – возмущенно засопела я. – Уходи!

– Я голодный, – задвинул незнакомец. – И у меня разговор есть… О, колбаса!

– Это на утро, – обиженно просипела я и попыталась выхватить «докторскую», но наглец, так как был выше, просто вскинул руку. – Я закричу! – леденея от ужаса и теряя голос, пригрозила я.

– Не нужно, – незнакомец, освободившись от моей хватки, начал раскрывать полки кухонного гарнитура. – Ты что хлеб не ешь, ненормальная?

Он вывалил гору макарон на тарелку, нарубил туда колбасы и поставил в микроволновку.

Только после этих манипуляций, он обернулся ко мне, скрестил на груди руки и приказал:

– Сядь.

– Я… сейчас… Помогите! – заорала во все горло.

Мужская ладонь легла мне на лицо, зажимая рот. Безумец усадил меня на стул, склонился к уху:

– Не ори. У меня к тебе дело, Марина. Дай поесть, потом все расскажу. Насиловать не буду. Убивать и грабить тоже.

Он медленно убрал руку, убеждаясь, что я больше не стану визжать.

Я застыла на стуле, а незнакомец достал из микроволновки тарелку, сел за стол и принялся быстро орудовать вилкой.

– Соль подай, не солено, – с набитым ртом пробормотал он.

Опешив от такой наглости, я поднялась на ватных ногах, схватила солонку с полки и швырнула в незнакомца. Солонка отскочила от его спины и разбилась о кафельный пол.

– Подавись!

– Ваши человеческие манеры бесят, – прорычал мужчина. – Сядь! Сидеть, я сказал!

Он повысил голос, да так, что ноги у меня покосились.

Я плюхнулась на стул, а сама уставилась на дверь, просчитывая, хватил ли сил и скорости, чтобы проскочить к выходу.

– Не советую, – прорычал незнакомец, будто имея глаза на затылке и дар читать мысли.

Когда он, наконец, доел и отодвинул тарелку, уставился на меня испытующе:

– Итак, Марина, если вкратце, то ты избранная.

Ну все. Приплыли.

Я снова скосила глаза на дверь.

– То есть не совсем ты, – вдруг исправился мужчина. – На самом деле, совсем не ты. Но та избранная мне не подходит из-за одного обстоятельства. Она умерла.

«Не ты ли ее убил, чудовище?» – вопило мое подсознание.