Ну и засранец-ты Вадик!

В этот момент вошел другой следователь. Или участковый наш, не знаю. Их у меня в квартире было очень много. Сейчас осталось только трое. Пропахший сигаретами и хмурый, он сказал:

– Живой. Увезли. Допросить пока не можем. Машина его во дворе стоит, уже осмотрели. Никаких документов. Соседей опросили.

– Ладно, – устало вздохнул Вадим, – Номер тебе свой оставил. Никуда не уезжаем.

– Ладно.

– А сейчас тебе нужно поехать на освидетельствование. Так положено, – а во взгляде обещание скорых проблем.

Ну и за что мне это невезенье?

Кажется, придется звонить директору и брать выходной.

Надеюсь, через какое-то время я буду вспоминать всю эту ситуацию с ненормальным генералом Атором, как забавную, но сейчас мне все еще страшно. Особенно, страшно, что Атор захочет отомстить за проломленный черепок.

Когда я вернулась домой после освидетельствования, я была полностью раздавлена.

Спать я не могла.

Заварив крепкий кофе, включила ноутбук. Предатель-Борис тут же влез мне на колени и свернулся клубочком.

Наверно, я хотела отвлечься, посмотрев какую-то необременительную ерунду, чтобы успокоиться, но зачем-то набрала в поисковике «Итамар». Ничего про инопланетного императора я, разумеется, не нашла. И почему я думаю, будто Атор мог не лгать, а Итамар и правда живет где-то за границей миров?

В восемь утра я позвонила на работу, и мне любезно предоставили два дня, чтобы я решила все свои вопросы.

Сыну, Лешке, я, конечно, ничего не говорила. Расскажу как-нибудь потом, когда страсти поулягутся. В первую очередь, поулягутся в собственной душе. Леше сейчас ни к чему эти волнения.

Я планировала выкинуть эту историю из головы, но на следующий день ко мне явился Вадим. Не входя в квартиру, он облокотился на дверной косяк:

– Это хорошо, что я с тобой не связался, Марин, – сказал он. – Еще и проблем от такой бабы выше крыши. Твоего дружка из реанимации перевели. Очень быстро поправляется.

Внутри у меня что-то дрогнуло.

– Но он же оттуда не сбежит?

– В таком состоянии – нет.

– Мне нужна программа по защите свидетелей!

– Кино пересмотрела? – загоготал Вадим, обнажая длинные лошадиные зубы. – У тебя мой номер есть, – и поиграл бровями. – Звони, если заскучаешь. Но теперь на серьезное не рассчитывай.

Странным образом, в моей размеренной жизни появление космического генерала Атора произвело эффект разорвавшейся бомбы, и я никак не могла склеить жизнь заново. Не хватало какой-то финальной точки.

И, тем не менее, я снова вышла на работу, встретилась с Олей, снова пошла в зал. Но всякий раз я ждала, что Вадим позвонит и скажет что-то о состоянии Атора.

– Привет, Маришка, – и звонок не заставил себя ждать. – Твой друг пришел в себя.

Меня просто громом прошибло.

– Ч-что он сказал? – судорожно вцепилась я в телефон, едва не вжимая его в собственный череп.

– Что приехал к тебе по твоему приглашению. В ходе встречи ты, руководствуясь феминистскими убеждениями, нанесла ему множественные травмы, в том числе с использованием кастрюли.

Пауза.

Обморок.

Аут.

– Но, – сквозь вату, – он врет.

– Из-за травмы он, к сожалению, не помнит некоторых подробностей. Но мы разберемся, - очень так многозначительно.

– Вадим! – заголосила я в трубку: – Это клевета и… ложь!

– Да-да.

– Издеваешься, что ли?

– Просто очень на правду похоже, Марина.

И Вадим на некоторое время пропал, как и вести об Аторе.

Ночной ветер зарылся в его волосы.

Мужчина вскинул руку, пропуская его потоки сквозь пальцы, ощущая кожей приятную прохладу.

Земная атмосфера всегда ему нравилась.

Нравились грозы, ураганы, снежные вихри, туманы и ливни. Но особенно ему нравился ветер. Только за эти ощущения – когда холод окутывает, бьет в лицо, беспощадно воет в проулках – он был готов простить этому миру непокорность.

Под его подошвами шуршали листья. Впереди, в темноте ночь вычерчивала кованную ограду городской больницы. Редкие автомобили проезжали по узкой дороге к приемному отделению, где ярко горел фонарь. В дрожащем пятне света стояли машины «Скорой помощи».

Итамар заложил руки в карманы брюк – из-под манжеты белоснежной рубашки сверкнул циферблат стальных часов. Время – единственное, что не подчинялось его воле. Пожалуй, для Итамара не было ничего невозможного, а вот время… оно всегда было слишком своевольным и независимым.