Целясь прямо в него, я наблюдаю, как кровь течет из его ноздрей, когда он поднимается с кровати. Поднеся руку к лицу, он вытирает капли тыльной стороной ладони.

— Плохой ход, милая, — усмехается он, направляясь ко мне.

Мои руки дрожат, пытаясь удержать пистолет ровно.

— Подойди еще ближе, и я отстрелю твой гребаный член.

С его губ срывается смешок.

— Я сильно сомневаюсь в этом. У тебя дрожат руки. — Он делает шаг вперед медленными, точными шагами, почти как лев, а я его добыча. — Ты когда-нибудь в кого-нибудь стреляла?

Я не отвечаю.

— Я так и думал.

— Я серьезно! Не подходи ближе. — Я демонстративно снимаю предохранитель, хотя каждый дюйм моего тела вибрирует от страха, адреналина и шока. Этот больной ублюдок не победит. Ломая голову, я пытаюсь вспомнить, что Роуэн прошептал мне на ухо, когда мы стояли вместе в коридоре. Я проигрываю его урок в уме — он позади меня, его дыхание танцует на моей шее.

Обхвати рукоятку руками. Твой захват должен быть высоким и крепким. Между твоей плотью и пистолетом не должно быть зазора. Выровняй прицел. Не нажимай на спусковой крючок до тех пор, пока оба прицела не выровняются.

Доннак делает еще один шаг. Мое время на исходе.

Теперь стреляй.

Я нажимаю на гребаный курок.

СИРША

Учащенный пульс грохочет в моих ушах, когда спусковой крючок вдавливается обратно в плоть между большим и указательным пальцами. Мое сердце замирает на середине удара, когда пуля вылетает из патронника, наполняя воздух безошибочным треском.

Глаза Доннака расширяются, выражая его удивление, но для него слишком поздно останавливать неизбежное. Своенравная пуля прорезает пространство между нами. Она задевает внутреннюю сторону верхней части его бедра, нарушая его устойчивую позу, когда разрывает темные джинсы, едва не задевая его член.

Прилив адреналина проходит через меня, заставляя мое сердце биться быстрее, пока все, что я слышу, — это беспорядочный стук в моей груди. Осознание приходит, мои глаза округляются от недоверия.

О. мой. черт. Я только что застрелила кое-кого.

Мои ноги остаются прикованными к полу, когда лицо Доннака искажается. Неразбавленная боль расползается по линии его бровей, затягивая складки вокруг глаз. Приглушенное проклятие вырывается из его стиснутых зубов, и он сгибается в талии.

— Гребаная сука. — Его рука зажимает рану на плоти. Невозможно ошибиться в исходящей от него ярости. Он раненый зверь, и я настроила его против себя.

Дикое пламя прищуривает свои сердитые глаза, обещая покаяние за грех, который я совершила. Из-за страха последствий мне приходится напрячь все силы, чтобы поддерживать зрительный контакт и держать подбородок поднятым. Несмотря на то, что я голая, как в день своего рождения, — совершенно уязвимая, — я сдерживаю дрожь под кожей и сохраняю уверенное поведение.

Синдикат Киллибегса полон решимости уничтожить каждую частичку меня. Пришло время войти в роль, для которой я была рождена, и показать им, что меня нелегко сломить.

Притворяйся, пока у тебя не получится, верно?

Я втягиваю воздух, с вызовом расправляя плечи. Доннак, пошатываясь, идет вперед, волоча за собой правую ногу.

— Ты сделала это, милая. Это очень плохо, беги.

Я прячу свой страх за приподнятой бровью и растягиваю губы в самодовольной улыбке.

— Тронь меня еще раз, и я обещаю тебе, что в следующий раз я выстрелю, — мои глаза опускаются к промежности нападающего, прежде чем медленно скользнуть вверх по его торсу и встретиться с его убийственным взглядом, — я не промахнусь.

Бросив последний яростный взгляд, он бросается на меня, его глаза устремлены на пистолет, крепко зажатый в моей руке. Он хватает меня за запястье, и каждый из нас борется за доминирование. Используя его травмы в своих интересах, я поднимаю колено и ударяю им по его ушибленным ребрам. Со стоном он толкает меня, и я теряю равновесие. Внезапно я падаю назад, и моя спина соприкасается с полом с сотрясающим кости хрустом. Пистолет снова стреляет, и пуля рассекает воздух, пока не попадает в стену позади него.

Переступив через меня, он смотрит на меня сверху вниз с победоносной усмешкой на губах. Желчь подступает к моему горлу, но я сглатываю ее обратно, не желая показывать этому придурку ни капли слабости.

Доннак тянется ко мне, но останавливается, когда с лестницы доносится громовой рев, эхом отдающийся в открытом дверном проеме спальни.

— Сирша! СИРША! — Хриплый напев, наполненный панической настойчивостью, достигает моих ушей, сопровождаемый тяжелыми шагами, несущимися вверх по лестнице.