— Тут к нам Финн заглядывал на выходных, паршивец сбежал из академии, чтобы потаскаться за девками, так вот, он пока пил, всё рассказывал, что строптивицу одну уличил в связи с вашим ректором. Не знаешь, о ком он?

Колбаска от удивления застряла в горле, и я закашлялась.

Вот же подонок. Да я ему рябое личико-то подправлю!

— Даже не представляю, — изумилась я, надеясь, что очень достоверно, и покачала головой.

Колокольчик звякнул, и мы синхронно обернулись. На пороге стоял незнакомец в длинной рясе. Я уже видела его однажды.

Ах, иди сюда, мой дорогой! Это твоих рук дело моя брачная татуировка.

Лежа в постели, я ощущал каждой клеточкой тела, как тяга к Анне становится все сильнее и сильнее, а она все дальше и дальше.

Ворота не сработали на выход с территории, но я прекрасно понимал, что она покинула меня. С одной стороны это была некоторая свобода, но с другой, тянущее чувство пустоты накрыло с головой. Если бы ей грозила какая-то опасность, тот миг же примчался за ней, но все рецепторы молчали. Возможно, ей не повредит эта ночная вылазка. Но что, если она захочет уйти еще дальше или вовсе покинуть меня? Эти мысли пугали.

Еще долго я проворочался с бока на бок, прежде чем инстинкты заставили подняться и одеться. Во что бы то ни стало я должен найти эту бестолковую девицу. Как же она не понимала, что ничем хорошим ее побег закончиться не мог. И хоть все было тихо, меня не покидало гнетущее чувство опасности. Не сейчас, но вскоре.

— Куда собрался? — Эрик застал меня уже у самых ворот.

— Неужели молодая жена тебя выпустила из своего плена? — лучшая защита — это нападение.

— Вот насчет этого я и хотел поговорить. Мне нужна твоя помощь утром. Нужно проверить работу артефакта, которым мы с тобой занимались.

Я согласно кивнул.

— Тогда до утра, а пока нужно решить свои проблемы.

— Я бы на твоем месте схватил беглянку и отнес ее в горы, чтобы наконец заставить себя полюбить.

В горы? Неужели Грантербер догадывался о моем происхождении? Или он имел в виду поход к нагам с девицами? Но в этом году желающих принести себя в жертву и найти себе мужчин не было набрано. Бедный змеиный народ как мог, заманивал дев, но моя политика разительно отличалась от управления старым ректором. Хочешь невесту из людей — убеди ее в том, что она сама хочет прийти к тебе. Больше никаких махинаций через поступление в академию!

— Зачем мне ее любовь?

— Чтобы не засохнуть от одиночества. У многих хорошее зрение и ваши переглядывания с одной адепткой не остались незамеченными. Уже слухи поползли по академии, что будет, когда они дойдут до короля? Совратить учащуюся — преступление, но ни в одном правиле не прописано, что на них запрещено жениться.

Это был не просто намек. Эрик знал, о чем говорил.

Подозрения закрались в душу. Я тщательно скрывал свою симпатию, ничем не подтверждая и вовсе избегая иномирянку, но кажется, что я один ничего не замечал.

— То же мне специалист. Шел бы ты... к жене.

— Именно к ней я сейчас и иду, — улыбнулся Эрик и махнул рукой, проезжающей мимо повозке. Она остановилась, и друг уселся в нее, а затем выглянул. — Могу и тебя подбросить.

И как после этого его не прибить? Ему только шуточки, да веселье подавай. Над чужой головной болью смеяться было подло.

— Ты такой довольный, что тошнит. Лучше я сам прогуляюсь, подышу свежим воздухом, — отмахнулся я от него.

— Тебе будет полезно, — рассмеялся Грантербер и подал знак кучеру.

Повозка тронулась и цокот подков по брусчатке послышался в ночи.

Не мог же я сказать, что не знаю, куда идти и ведут меня инстинкты самца дракона вперед за своей избранницей.

43

— Уважаемый, — окликнула я мужчину в длинной рясе.

Он чем-то напоминал монаха или даже священника, хотя я и не видела никакой особой принципиальной разницы. Современный мир накладывал определенный отпечаток на знание некоторых вещей, подпитанный обильно веяниями телевидения и интернета. Сейчас в кино или в нейронке можно было такого товарища сделать, что закачаешься.

Разумеется, мужик даже не шелохнулся, словно и вовсе меня не слышал.

Нет, дорогой, так не пойдет! Коль уж сделал мне тату, то будь добр ее стирай.

— Господин монах, будьте добры... — слова застряли в горле, когда он ко мне повернулся. Капюшон слегка сдвинулся, а мне явились его глаза, или то, что было вместо них. Там была непроглядная тьма. Она проникала в самую душу и словно сжимала своей ледяной рукой сердце.

— Скройся, — выдал "монах" и развернувшись быстро зашагал на выход.