Мало того, что не успели, так ещё и «подбадриваемые» звоном мечей сестры заработали и языками, и руками гораздо быстрее.

– Свет в глазах меркнет, страх растет! Тьма, мрак и страх ведите их в свой лабиринт! – бойко протараторила Дария в два раза при этом выплетая кружево заклинания, нити которого окутывали пространство вокруг шатра, и магическая энергия которого усиливалась с каждым произнесённым словом, погружая шаманов в пучину их собственных страхов.

– Призраки ночи, явите свои виденья! И сами придите! – тут же даже без подсказки Арелии провозгласила Бриана. А вслед за ней снова без подсказки уже Наина: – И да узрят враги наши свои кошмары! И да растворится их воля в бездне тьмы!

– Глядите и видьте боль, ужас и страх, что с собой принесли вы! Глядите и видьте свою боль, свой страх и свои ужасы! – вместе закончили сестры и соединенные в единое целое нити заклинания сорвались с их пальцев и устремились внутрь шатра, не только не встретив на своем пути никакого сопротивления, а, наоборот, поскольку это была их родная энергия, приветствуемые и поддерживаемые облепившими шатер потусторонними тварями.

Сестры не знали, что именно случилось в шатре. И не хотели знать. Им вполне достаточно было того, что уже буквально через мгновение послышались полные ужаса вопли шаманов, вслед за чем они, кто-то, махая в разные стороны руками, кто-то, держась за голову, а кто-то – и за сердце, с истеричными криками выбежали из шатра и побежали, куда глаза глядят. Точнее, их страхи…

Глава 32

Анхельм не стал мудрствовать лукаво. Он не был своим дядей и не был способен как убить, подло напав со спины, так и использовав запрещенную магию. Он понимал, что, вероятней всего, поступает глупо, но ничего не мог с собой поделать. Иначе он просто не смог бы с собой жить. Ибо в отличие от дяди честь и благородство для него не были пустыми звуками. И потому он не мог позволить себе опуститься до уровня труса и предателя. Ему было важно оставаться верным своим принципам и идеалам, даже если это означало поставить себя в опасное положение. В его сердце жили убеждения, что истинное благородство проявляется именно в таких сложных ситуациях, когда соблазн отойти от принципов не просто велик, но даже, казалось бы, оправдан.

Кроме того, он думал о своих друзьях и, вообще, о всех своих подданных. Он не мог предать их доверие, показав себя трусом и предателем собственных убеждений. Он должен был быть лидером, который не только говорит о чести и благородстве, но и действует в соответствии со своими словами. Его действия и поступки должны были быть примером для всех тех, кто верит в него и следует за ним.

Наконец, он просто не хотел уподобиться своему дяде! Он не хотел уподобиться тому, кто не гнушался обманом, предательством и манипуляциями. Тому, для которого не существовало понятия чести и благородства. Тому, кто ради достижения своих амбиций пустил в расход жизни его воинов! Тому, кто продался силам Тьмы!

Поэтому другого выбора, кроме как вызвать своего дядю на честный бой у Анхельма не было.

Палатку Его Высочества ненаследного принца Кальвина, как и шатер шаманов охраняло всего восемь заговоренных. Как раз по одному на каждого из его лордов и один для него самого.

Разумеется, если бы Вейнар не заговорил их мечи, превратив сталь в пламя, ни у Анхельма, ни у его лордов не было бы ни единого шанса против практически неуязвимых в бою заговоренных, но их мечи были заговорены и каждый их удар был способен нанести врагам не просто царапину, а довольно чувствительную рану.

Битва завязалась мгновенно. Удары заговоренных были настолько мощными, что им было достаточно одного удара, дабы отправить своего противника к праотцам. Анхельм и его лорды знали это и потому использовали тактику изматывания противника скомбинировав её с тактикой тысячи мелких порезов.

Тактика была предельно простой и в то же время эффективной. Каждый раз, когда заговоренный атаковал, Анхельм или один из его лордов в первом своем движении уклонялся от удара, либо парировал его, стремительно отступая назад и уходя в сторону, а вторым своим движением старался достать огненным мечом хоть до какой-то части тела врага. Эти молниеносно исполняемые маневры позволяли им избегать прямого столкновения и одновременно сбивать с толку и бесить заговоренных, заставляя их не только тратить впустую силы, но и всё более терять терпение.

Несмотря на яростность схватки, со стороны казалось, что Анхельм и его лорды не сражаются, а танцуют вокруг своих противников. Их сияющие во тьме ночи мечи взлетали вверх и опускались в них с невероятной быстротой, оставляя за собой тонкие ручейки истинного огня на доспехах заговоренных. Огня, который был создан, чтобы противостоять тьме, поэтому он не гас, а стремился к самому её сосредоточию, коим было сердце заговоренного. Эти огненные прорехи не убивали сразу, однако, чем дальше, тем они доставляли не чувствующим боли заговоренным больший дискомфорт.

И чем больший дискомфорт заговоренные испытывали, тем более агрессивными и хаотичными, а значит и менее точными становились их удары. Что давало горным лордам и их принцу возможность наносить всё больше и больше мелких, но таких в последствии болезненных ран.

Наконец сражающийся с Анхельмом заговоренный, окончательно потерял терпение и сделал мощный, но неуклюжий выпад. Давно ожидавший подобного «подарка» принц, довольно легко уклонившись, мощно рубанул в ответ, перерезав ему горло. Истинное пламя полосонуло по свежей ране, по-видимому, всё же причинив боль, и заговоренный неосознанно схватился за горло. Анхельм знал, что не имеет права, оставлять заговоренного «живым», что он просто обязан снести ему голову с плеч и ампутировать все его конечности, но он знал этого легионера. Он лично буквально несколько недель назад вручил ему орден отваги. И рука его дрогнула…