Шрифт:
То был в самом деле Толстяк Ларри Спирс, хотя в данный момент он едва ли походил на шикарные фотографии из газет. Он свернулся в клубок на кровати, хватаясь за грудь и живот и сжимая зубы от боли. Кровь запятнала и простыни, и его рубашку. Я заметил на его левой руке, возле плеча, еще одну глубокую рану.
— Я доктор, — сообщил я о своем прибытии. — Позвольте мне осмотреть вас.
Он перевернулся, скривив лицо, и велел женщине:
— Оставь нас, Китти. Не хочу, чтобы ты такое видела.
— Бога ради, Лари…
— Я сказал! — крикнул он. — Вон!
Она вышла прочь вместе с обоими мужчинами, оставив меня один на один с пациентом.
— Уберите руки и позвольте мне увидеть рану, — попросил его я.
Он сразу же растянулся, и его рубашка упала на пол, обнажив волосатый, но неповрежденный живот. Никакой раны не было.
Но крошечный автоматический пистолет 22 калибра оказался прямо в дюйме от моей головы.
— Только никаких звуков, — предупредил Толстяк Ларри. — Не надо кричать.
— Я и не собирался, — спокойно отвечал я. — Я приехал лечить ваши раны.
— Та, что на руке, настоящая. Она неглубокая; позаботьтесь о ней, и мы сможем поговорить.
— Вам не нужен пистолет.
Но он оставил его на месте.
— Откуда мне знать, что вы на самом деле доктор?
— А как я узнал, что вы на самом деле бутлегер?
— Умничаешь, а?
— Не больше вашего. — Я начал обрабатывать руку. — Вы гораздо стройнее, чем в газетах. Как вас могли назвать Толстяком Ларри?
— Раньше я был тучным. Но сбросил вес. Это мне сегодня утром и спасло жизнь. — Он подвинулся на кровати, показав плотно набитый жилет, спрятанный раньше под его телом. — Я начал терять вес год назад, но решил сохранить это в тайне. Когда половина стволов Нью-Йорка направлена на меня, разумно иметь шанс на быструю перемену внешности. Поэтому я начал носить подкладки на животе и закладывать за щеки немного ваты. Я продолжал выглядеть так же, как раньше, но стал на пятьдесят фунтов{1} легче.
Пуля прошла сквозь мягкие ткани руки, и оставалось лишь сделать пару стежков.
— Будет больно, — предупредил я. — Это лучше было сделать в больнице.
— Валяйте, док. Я стрелять не стану.
— Очень на это надеюсь. — Я принялся за работу, а он стиснул зубы. — Но зачем вы скрываете потерю веса от тех, кого вы выставили наружу?
— Потому что один из них — доносчик. Кто-то из них докладывает в Нью-Йорк обо всех моих поступках. Именно с его подачи в кустах утром появился снайпер. О моем местонахождении здесь знали только они. К счастью, мой фальшивый живот сдержал пулю, но удар сбил меня с ног, и я решил притвориться тяжело раненым. Если они будут считать, что я едва способен пошевелиться, то я смогу поймать виновного с поличным. Понимаете?
— Хотя бы Китти имеет право знать, что вы теряете вес, — сказал я.
Он фыркнул.
— Думаете, я с ней сплю? Это было год назад. Сейчас она просто крутится вокруг меня, надеется что-нибудь себе отхватить. Может быть, она решила, что в Нью-Йорке ей дадут больше.
— Все готово, — объявил я, похлопывая его по руке. — Вам очень повезло. Когда попадете в Бостон или куда-нибудь еще, покажитесь своему врачу.
— Еще не все, док.
— Что такое?
— Я вынужден заставить вас остаться со мной до вечера.
— Что?
— Вы меня слышали. Вы знаете, что я здесь и что я почти здоров. Первым фактом заинтересуется полиция, а вторым — те, кто в меня стрелял. Вам придется оставаться на месте, пока я не закончу сегодняшнее дело.
— И каково же это дело?
— Я должен получить партию бочек.
— С самогоном?
— Нет, только бочки. Мне сообщили лишь, что они прибудут сюда до заката. — Он остановился и посмотрел на меня. — Они весьма ценны для меня.
Я застегнул на нем рубашку и обвел рукой всю кровь вокруг.
— Столько вытекло из вашей руки?
Знакомое восковое лицо неожиданно расплылось в улыбке.
— Ага. Я растер кровью рубашку, чтобы было похоже на ранение в грудь. Я быстро сообразил, что должен так поступить.
— Если это спасло вам жизнь, то я не имею ничего против.
— Как здесь обстоят дела с полицией, док?
— У шерифа Ленса есть несколько заместителей, но они никогда досюда не доходят. Вас никто не потревожит.
— Отлично! Теперь сообщите-ка остальным, что я наверняка выкарабкаюсь, но должен оставаться в постели. Запомнили?