Шрифт:
— Добрый день ещё раз, я рад, что наконец-то все недопонимания и разногласия между нами устраняются! Так что вы предлагаете сделать с неотгруженными партиями мяса?
— А где Мот? — так и не вышел со ступора руководитель мясокомбината.
— Вы приглашали на встречу и Мота? — опять совсем неудачно сделал удивлённое лицо Джерри.
— Нет, нет. — вытер пот со лба его собеседник. — Вы же о чём-то разговаривали с ним, договаривались?
— Да, он обещал вернуть деньги вам на счета, но это уже ваши с ним отношения и меня они не интересуют, так что мы будем делать?
В итоге Джерри получил всё, что хотел, при этом запротоколировав встречу и получив подпись директора мясокомбината под этим протоколом. Довольный результатом, отправился назад в школу:
— Всё-таки действительно замечательная неделя будет.
Ингвар так же с предвкушением шёл в понедельник в школу. Хорошая совместная работа — это было что-то забытое и приятное из его далёкого прошлого. Да и кличка Псих его совсем не напрягала, он знал, что уже давно соседствует с безумием, которое то засыпает, то просыпается, получается — всё точно и по делу. Класс жил своей жизнью, а не готовился к уроку. Кто-то сплетничал, кто-то устраивал потасовку, Скворцова выложила несколько фото в сеть и теперь хвасталась ими, остальные решила приберечь, выложить чуть позже, якобы она продолжает кататься с Томовым. Были и планы устроить еще одну поездку, только уже подготовившись, в вечернем платье и макияже. И собиралась она сделать это больше не для того, чтобы понравиться завхозу, а для того, чтобы прищемить хвост Снегирёвой, прищемить так, чтобы у неё даже подгорать начало. Хотя… Хотя.
Появившегося в дверях Ингвара приветствовали, некоторые даже пошли навстречу поздороваться, но ограничивались скомканным рукопожатием и быстро отходили подальше, старательно избегая смотреть в сторону Оно-э, которая как обычно хвостиком болталась у него за спиной. Ингвар тоже попытался подойти к отдельным группкам, пообщаться, но при их приближении, ведь Оно-э неотрывно следовала рядом, разговоры смолкали, а школьники старались бочком-бочком оказаться подальше, особенно от девушки. Прозвеневший звонок немного сбросил нарастающее напряжение в классе. Ингвар с Оно-э заняли свою первую парту и включились в урок. Точнее, включился Ингвар, тут же подняв руку на вопрос преподавателя, кто хочет сегодня ответить у доски, а Оно-э, Оно-э видно решила самостоятельно найти друга Ингвару, ну или что-то там у неё в голове где-то перемкнуло, или не в голове, но она развернулась на сто восемьдесят градусов и с улыбкой, положив подбородок на ладони, а локти и грудь на стол, уставилась на школьника, сидящего в одиночестве на второй парте сразу за Ингваром.
— Писец Ерёме! Может, сразу скорую вызывать? Не, лучше за Селеной Александровной бежать. — пролетело по классу.
Николай Еремчук сидел за второй партой перед учителем сколько себя помнил. В младших классах этому как-то не предавали значения, пока в один из дней, сидящий на первой парте перед учительницей и болтающий мальчик не получил указкой по голове со словами, что нужно заткнуться и слушать учительницу. Сесть подальше от учителя стало залогом безопасности, позже, в более старших классах, вырисовались и другие выгоды: легче было списывать, заниматься своими делами. Вот и покатилась волна учеников в сторону галёрки. Естественно, как и подобает человеческому обществу, к борьбе за иерархию в классе добавилась и борьба за лучшую территорию. В этой борьбе Коля не участвовал — не было у него ни значительных физических данных, ни магических, а вот умственных было в достатке. Поэтому и не принимал участия в этой вакханалии. Как сидел за второй партой, так и продолжал сидеть. К шестому классу отгремели битвы за последние ряды, образовались группы со своими вожаками-лидерами, и эти стаи начали сталкиваться между собой, а ещё обращать внимание на беззащитных одиночек, которых впрочем-то и не осталось, за исключением самого Еремчука. Не находил он общих интересов со своими одноклассниками, ведь его больше привлекали математика, физика, география, химия, биология, а ещё история и историческая литература. Программа свой-чужой сработала чётко, тем более Николай оказался и самым умным в классе, возможно, и во всей школе, а значит его нужно было унизить, загнать под плинтус. Начались нападки, даже некоторые группы девочек не остались в стороне, и Еремчуку пришлось отстаивать своё право быть. Шестой и седьмой класс стали для него сущим адом, вечно порванная и выпачканная одежда, издевательства, обзывания, но он всегда отвечал дракой. Лез в драку и проигрывал, а потом опять, в ответ на очередное оскорбление и рукоприкладство, лез в драку, чтобы еле-еле добираться домой. Родителей он просил не вмешиваться, но видя такое, они всё же сходили к директору. Тот и заглянул на пару минут к ним в класс и якобы даже поругал хулиганов, но после этого Колю избили так, применяя в том числе и чары, что он оказался в больнице. Тут уже поднялся кипиш, приехала милиция, администрация района вставила пистон директору, который уже начал рвать и метать, поднимать связи, в том числе и среди банд, наводить порядок в школе, кто-то даже из класса отправился в колонию для малолетних. Родители хотели, чтобы он перевёлся в другую школу, но Коля отказался: понимал, что смысла в этом нет, везде всё одинаково. Поэтому шёл после больницы на учёбу как в последний бой, однако его будто перестали замечать в классе. Заметили снова только в классе девятом-десятом, когда о способностях Николая Еремчука заговорили все преподаватели. Даже предлагали перевестись ему в «А» класс, но он опять же отказался: учителя одни и те же, учится он в основном сам, оставаясь после уроков в библиотеке, где в том числе было и несколько стареньких компьютеров и интернет, да и в «Г» классе он уже отстоял своё право быть самому по себе, а там придётся всё начинать сначала. Начали подходить с просьбой списать домашку, помочь с контрольной, он не отказывал, если сильно не наглели. Если наглели, то говорил, что не будет больше помогать, и все понимали, что можно хоть до смерти избивать, но помогать не будет. Больше серьёзных нападок в классе на него не было, в классе, но не в школе. Это же очень сильно повышает личный статус, если избить старшеклассника, пусть даже маленького и худенького. Его и избили несколько ребят из младшей параллели, только вот просчитались, не учли, что за десять лет совместной учебы, он хоть и прослыл отщепенцем в десятом «Г», но был своим отщепенцем. Всё та же программа свой-чужой сработала и в этом случае, младшеклассников жестоко наказали, при этом так и не приняв Еремчука ни в одну из компаний, в которые он, впрочем, и не стремился.
Книги стали настоящими друзьями Коли, его главным интересом, а одноклассники всё больше интересовались сигаретами, алкоголем, драками и девочками. Нет, девочки конечно же его тоже привлекали, только он сразу считывал и анализировал их отношение к себе, поэтому также держался в стороне. Ну а как могло быть иначе, если он был где-то за пределами иерархической лестницы в классе, к тому же одним из самых низких, худым, и самое главное бедным, а единственное, что у него было — это умный взгляд, который никого не привлекал. Он до сих пор, и в двенадцатом классе, ходил с кнопочным телефоном. Отец сначала работал водителем автобуса, а потом, четыре года назад, когда родилась его младшая сестра, стал работать таксистом в столице, пропадая на сменах почти на целые сутки. Ведь мало того, что девочка родилась болезненной, так и мама начала терять зрение. Вот и разрывался Николай между учёбой, заботой о сестре, работой по дому и помощью маме, которая уже практически ничего не видела. Тут не до телефонов, не до алкоголя и сигарет, не до подростковых развлечений.
Последние события в школе было всколыхнули в нём надежду, ведь директор у них похоже айчар-целитель, но изучив вопрос, особенно слухи по расценкам на услуги таких целителей, он понял, что не насобирает достаточную сумму, которую можно предложить в оплату, даже если продаст всего себя на органы. А Селена Александровна чётко дала, понять, что не должна и не будет решать их проблемы вне школы. Да и было что-то в ней странное, так же, как и в её замах. Вот вроде бы чистая речь, никакого акцента, но иногда употребляют рядом слова, которые не используются вместе в словосочетаниях. Как иностранцы, и имена вроде намекают на это, но что за фамилии и отчества. Это же касалось и их новых одноклассников, хотя они вроде бы и были иностранцами и приехали в Рашин из другой страны.
Заняв место на первой парте, Ингвар как будто отрезал его и от учителей, оставив вообще в вакууме, ведь от остального класса он так же был отрезан незримой стеной. Приходилось сдвигаться ближе в сторону прохода, чтобы видеть доску, либо ближе к окну, чтобы видеть преподавателя. И во время таких пересаживаний взгляд нет-нет да и цеплялся за ноги впередисидящей девушки, длинна платья которой открывала больше, чем нужно. В этом была реальная опасность. Николай очень чётко запомнил первый выход к доске Ингвара в классе, потом сцену с Котом. Вряд ли Терминаторов великолепный актер, что может сыграть так эмоции, похоже, у него действительно есть какие-то психические отклонения, а возможно и болезнь, и Слав прав, триггером здесь была Оно-э. Он верил в это, ведь ради сестры, тоже был готов на многое.
На субботник он не пошел, хватало забот и дома, отец, как обычно, работал: лекарства и лечение нужны были как маме, так и сестрёнке. И теперь где-то с грустью и, может, даже с завистью слушал о шикарной поляне, весёлом времяпрепровождении и о том, что Псих в целом то норм пацан. Правда с появлением Психа и Оно-э те, кто рассказывал, что скорешились с Ингваром, начали вести себя намного скромнее и держаться от него подальше. Начался урок, и Ингвар сразу же стал тянуть руку, выражая готовность выйти к доске, правда преподаватель не спешил вызывать его, поэтому и стал Николай Еремчук сдвигаться к проходу, чтобы видеть доску, если всё-таки вызовут не Психа. И, будто притянутый магнитом, его взгляд опять оказался на ногах Оно-э, а та, словно почувствовав это, резко развернулась, облокотилась на его парту и уставилась на него.