Он мелко закивал.

— Я конечно! Да я! Да как вы могли подумать такое. Да вообще никогда бы. Даже если дракон скроет небо, я буду молчать об этом.

И как-то подозрительно и поспешно скрылся за дверью.

Алекс

***

Я уже было собралась домой, как услышала топот за своей спиной. Затем темнота. Чьи-то наглые руки закрыли обзор.

— Хочешь умереть! — Вскрикнула грубо кому бы-то ни было.

— Угадай, кто это такой смелый?

— Чень, обещаю тебе клятвенно, что больше так не буду и оплачу тебе лучшего психолога во всем Китае. Хочешь даже психотерапевта? Только приди в себя, пожалуйста. Ты немного пугаешь своим таким поведением.

Он опустил руки и обежал меня. Лицо его светилось ярче уличных фонарей.

— Я тебя провожу!

— Но я думала Фэн…

— Он занят, очень, очень занят. Проверяет, все ли готово к завтрашнему банкету.

— А почему не ты?

— Я уже все проверил, но он так взволнован, — на этом моменте Чень закатил глаза, и я думала, что он сейчас упадет без сознания, но тут же раскатал их обратно и продолжил. — Сказал, что все ещё раз там проверит.

— Ну хорошо, ты сегодня странный. Мне всего-то дорогу перейти. Точно пойдешь за мной?

Он закивал и даже взял мою сумочку для верности.

Так мы и пошли: подпрыгивающий и похихикивающий Чень и вполне нормальная я. Хотя кого я обманываю?!

Фэн

***

Вот ты нежно целуешь свою возлюбленную на полу в своей прихожей, как вдруг она хватает тебя за загривок, тянет в бездну безызвестности, нагло обламывая кайф, и говорит:

— Фэн, ты обалдел! Мне здесь неудобно! Сейчас я тебя положу на свечи. На горящие, мой дорогой, свечи.

Я нервно сглатываю и помогаю ей преодолеть рассыпавшуюся гору. Но Алекс не удерживает равновесие, возможно, из-за некоторого количества алкоголя в ее крови, или, может, её так дурманит моя близость. Даже не знаю, на что поставить. Я и сам немного пьян. Падая, она тянет меня за собой, и мы опять на полу.

— Хочешь в ванную?

— Хочу! А есть пена?

Я неуверенно киваю. Ну какая пена может быть у меня? Берём с собой несколько свечей, и я заливаю ванну гелем для душа, который лью прямо под напор воды. Он пенится, и для ещё большей надежности включаю джакузи, хотя, возможно, это и не рекомендуется. Мне плевать.

Она медленно раздевается, расстёгивая пуговицы одна за одной, я сижу на полу, смотрю. В ванной темно, и я, спохватившись, зажигаю прихваченные припасы. Рассчитывая, что теперь выполнил все требования с лихвой. На ее коже пляшут блики света. Алекс в одном белье. Оно ничего не прикрывает абсолютно, тонкое кружево лишь для демонстрации ее наготы.

Как же хороша. Будто ненастоящая она. Кажется, коснись — и растает темным туманом. Оголяет грудь и садится ко мне в ноги. Я все ещё одет. Обнимаю ее доверчиво. Она сейчас сама меня целует.

Я никогда не думал, что могу понравиться такой женщине. Но, оказывается, соблюдая точные рекомендации ее отца, могу. Но я ли ей нравлюсь? Смог бы я таким быть для нее или уже и правда стал. Или был всегда, но открылся лишь ей. Я не знаю, почему я в такой момент думал об этих пустяках, не заметив, как моя одежда планомерно пропала. Мы погрузились в немыслимый слой пены, которая уже сползала через края на пол с планами захватить всю мою квартиру.

Горячее возбуждение от ее прикосновений. Вседозволенность моих наглых рук. Она позволяла мне все. Я даже не ожидал и, прерывисто дыша, боялся задохнуться от этой сладости.

Наверняка мы уже были до блеска чисты, когда добрались до кровати, совершенно забыв про полотенца. Мокрые, со следами торжествующей пены за нами, но довольные, что наконец могли бы соединить наши, так сказать, не только сердца, но и тела.

Она податливо замерла, раздвинув ножки. Я оцепенел, не в силах совладать с этим чувством владыки всего мира. Ничего меня так не пьянило в жизни. Ни успех, ни богатство, ни власть, ни новые машины. Не пьянило так, как возможность обладать этой женщиной, сводящей с ума одной своей улыбкой.

Туго, медленно вошёл, прижимаясь к ней, как к источнику всего живого. Она обняла меня руками, тихо всхлипывая от наслаждения, я надеюсь. Я желал погрузиться в нее и дать ей наслаждение, но не был так в себе уверен, как бы мне хотелось. Целовал, смотрел в ее меняющееся лицо и думал, что если ещё не получил по своему, то все вполне в порядке.

Она запрокидывала голову, выгибалась, сжимала меня так, что держаться не было сил. Но я, желая угодить ей, подавлял свое желание силой уже никуда не годящейся воли. Ждал, пока она ни вскрикнула, застонав, пока не достигла предела. Меня накрыло ответной волной, почувствовал судороги, сжимающие мою плоть. И понял, наконец поверил в то, что действительно есть в нескончаемо огромном мире люди, принадлежащие друг другу задолго до их рождения. Скреплённые красной печатью судьбы на белой пустоши их душ. Связанные алой нитью, которую не разорвать после гибели их тел.