Натянул их с натужным скрипом, наклонился и принялся за дело.

Расстегнул одежду на груди Чижикова. Я присвистнул, затем нахмурился и сдвинул фуражку на затылок. Было чему удивиться, потому что когда отодвинули пропитанную кровью рубашку, стало заметно, что на груди трупа был вырезан рисунок. Человечек.

— Товарищи, мне одному кажется, что у этого человечка женские формы?

— Ну да… Похоже… — закивали Гужевой и Веня.

— Валентин, запечатли эту картину, — позвал я криминалиста. — Гляди, у нашего потерпевшего художественная самодеятельность на груди.

Валя взял фотокамеру на изготовку, подошёл ближе и вдруг едва заметно отшатнулся. Копи себе опыт, копи, но всё равно такое видишь нечасто. Вернее, никогда. Я тоже впервые сталкивался с таким.

— Что скажешь? — подбодрил я Загоруйко деловым тоном. — Извращуга? Надругательство? Или маньяк-хохмач?

Валентин внимательно разглядывал рисунок. Палка, палка, огуречик — вот и вышел человечек. Только человечек с сиськами.

Схематичный и примитивный, как план эвакуации у нас в отделе.

— Нарисовано, как на детском рисунке. Это… женщина, — пробормотал он.

— Мы это и без тебя поняли. Что в руке у неё?

— Хм… Похоже… Похоже на весло? Нет?

— О! И правда весло! — воскликнул Веня. — Это знак!

— Какой ещё знак?

— Случай был: мальчик выжил в кораблекрушении, а отец погиб. Пацан вырос и начал убивать тех, кто тогда спасся, вырезая на груди жертв весло!

Я скептически хмыкнул.

— И где же это было?

— В книге. Точнее, в роман-газете читал! Детектив зарубежный.

— А-а… Ну понятно… Только у нас не просто весло, а баба с веслом. Что это значит? Думайте товарищи, думайте…

Внезапно Веня хлопнул себя по лбу.

— Так у нас на городском пляже статуя есть! Женщина с веслом!

Я взглянул на него.

— Вот это уже интересно.

— Сан Саныч… — подал голос Тулуш.

Я повернулся к нему.

— Что?

— Мухтар что-то чует.

Пёс всё так же стоял у края тротуара, вот только шерсть на загривке у него была слегка приподнята. Я частенько давал Тулушу поводить Мухтара по следу. Когда самому не получалось выезжать на банальные кражи, когда дел по горло, нашел провожатого своему любимому псу. Они как-то сразу спелись, словно давно знали друг друга. И вот теперь, пока я разглядывал загадочный знак на груди убитого, не заметил, как Тулуш, взяв инициативу на себя, провел пса по периметру, обследовал территорию. И он что-то учуял.

— След? — спросил я.

Тулуш кивнул вдаль:

— Туда.

Я посмотрел в сторону городского пляжа, как раз в том направлении тянул Мухтар. Но я не давал ему занюхивать след, он сам что-то учуял. Значит, унюхал нечто знакомое. Что это может быть?

— Ну что, товарищи, — сказал я, поправляя фуражку и перехватывая поводок Мухтара, — пора проверить, что нам хочет сказать эта ваша баба с веслом…

Пляж, покрытый опавшими тополиными листьями, уныло перекатывал их по сырому осеннему песку. Волны лениво лизали берег, будто не решаясь забрать с собой то, что осталось от лета.

Мы направились прямиком к ростовой статуе — старой, ещё пятидесятых годов, но закрашенной в ослепительный белый цвет слой за слоем, словно кто-то пытался спрятать её возраст.

Женщина с веслом смотрела на нас с лёгким изумлением — не ожидала, что целая делегация, да ещё во главе с собакой, вывалится из УАЗа прямо перед ней.

Мухтар первым подошёл к статуе, натянув поводок до предела. Деловито обнюхал основание, даже рефлекторно занёс лапу, но, вспомнив, что он на работе, а не на прогулке, сдержался.

— Похожа на ту, что у Чижикова на груди? — задумчиво пробормотал я, обходя монумент кругом и соображая, что же Грицук хотел этим сказать.

— Саныча! — вдруг выкрикнул Тулуш.

Я обернулся. Он уже вскарабкался на постамент, словно снежный барс на скалу, и что-то внимательно разглядывал в небольшом зазоре между рукой статуи и веслом.

— Тут что-то есть! Бумажка!

С этими словами он извлёк из щели смятый, свернутый листок.

— Записка, — констатировал Загоруйко, перехватывая её у Тулуша.

— Что там? — я приблизился.

Криминалист пробежался глазами по тексту, замер и покачал головой.

— Сан Саныч… я это вслух не могу прочитать. Сам посмотри.

Я взял бумажку. Угловатые, словно выдолбленные на камне, печатные буквы выведены химическим карандашом:

«НАЧАЛЬНИК, ТЫ СЛЕДУЮЩИЙ».

— Угроза, — тихо выдохнул Загоруйко. — Это написал убийца. Но зачем? И кто он?

— Известно, кто, — хмыкнул я, вглядываясь в буквы, пытаясь выудить из них хоть какие-то зацепки. — Грицук.