— Давай!

Вылезли, в общем, кое как.

Серафима расстроилась. Я расстроился. Да и Хаген расстроился тоже! Ерунда на постном масле получается, а не обучение. Фон Ярроу пошёл ставить шагоход в ангар, а мы с Симой — потихонечку в сторону жилого посёлка. Я вёл её тихими дорожками и не мог придумать подходящих слов, чтоб она успокоилась. Сима всё шмыгала носом и тёрла глаза платочком.

— Ну, чего реветь-то уж? Не твоя техника, ясно море…

— А-га, — всхлипнула она. — А к… как же проф… фессор?

— Ну, скажем… — я хотел сказать: «Скажем, что не вышел эксперимент», и тут из-за кустов показалось оно! Наше спасение!

ЧУДО ТЕХНИКИ

— Это что ж такое? — я с любопытством обошёл вокруг конструкции.

— А вот, извольте видеть, Илья Алексеич, — гордо объяснил управляющий ею дворник, — начальство решило конюшню университетскую прикрыть. Новые, говорят, тынденцыи. Надо к технике поближее, значицца. Вот, закупились. Нам без тележек-то — никак. Площадяогромадныи. Где-то ветки подрезанные собрать, аль чево.

— Тележка, значит? — я прикинул, что кузовок, закреплённый впереди на манер платформ вокзальных носильщиков — не помеха, даже лучше так, пусть Сима с каким-никаким грузом учится. Платформа не сильно низкая. А место оборудовано — проще некуда: кабинка с крышей, но открытыми боками, пара сидений, руль. — А что, скажи-ка, педалей сколько?

— Так две, Илья Алексеич! Одна главная: нажал — едешь, отпустил — не едешь. А вторая — тормоз. Это, в основном, если под горку разгоняешься, подтормаживать. Или… как это?.. Ехстренно, о!

— Ты глянь, занятная какая вещь!.. А ты, братец, кстати, откуда меня знаешь?

— Так вы ж это… По приятельски-то к коменданту иной раз захаживаете? С Иван Кириллычем ишшо? Вот. Оттуда и знаем. Да вы к любому из обслуги обратитесь — мы со всем уважением…

— Ага. Ну, понятно. А тебя как звать?

— Матвей.

— Слышь-ка, Матвей, а не дашь ли нам попробовать на сей дивной технике проехаться? Не для забавы, не подумай. Исключительно для научного эксперимента.

Матвей потёр затылок:

— А ежли порча какая?

— Ежли порча, я со своего кармана заплачу, не переживай.

— Ну… Тады извольте.

Серафима снова испугалась:

— Илюш, я ж рулить не умею!

— А тебе и не надо! — весело усмехнулся я. — Когда мы на «Саранче», рулит-то Хаген! Садись на пассажирское. Как скомандую, начинай петь. Здесь-то, поди, не так страшно? Земелька близко. Если что — педаль бросим, сразу колом встанем. Сообразила?

— Ага.

— Залазь, — я осмотрел панель. — А ключ-то где?

— А нетути, — разулыбался дворник. — Она ж не машина! Вы, Илья Алексеич, кнопочку вон ту нажмите, мотор и заведётся.

— Ага! Спасибо, братец.

Устроились мы в тележке и… нет, не помчались. Потарахтели потихоньку.

— Ой, какая она медленная! — обрадовалась Серафима.

— Н-да… — я попытался выжать из садовой техники максимум. Скоростемера у неё не было. А на глаз… — Это вот мы жмём на пределе. Километров двадцать пять, пожалуй, а то и меньше. Рванёшь бегом, так ещё и догонишь.

— Ой, я-то не догоню. Ты если только.

— Ну, пусть я. Не боишься? Медленно, низко.

— Ну… Вроде, не боюсь.

— Тогда пой. Настроилась? Давай на счёт три: раз… два… три!

Серафима запела, и машинка задёргалась, силясь двигаться вперёд то медленнее, то быстрее.

— А ну, стоп! Понял я, чего мы так на «Саранче» скакнули. Неравномерная подача потока у тебя получается.

— И что же? — расстроилась она.

— Да ничего, тренироваться надо. Но понять, что ты делаешь не так, можно только в движении. А Матвею работать надо, — я развернул тележку и покатил назад. — Поэтому сейчас мы ему чудо техники отдадим, а завтра я схожу в ректорат и попробую этот вопрос решить.

Сима тяжко вздохнула.

— Ну, не вздыхай! Займёшься сегодня этими… пузелями. Телекинез — тоже штука полезная.

Мы доехали до дворника.

— Спасибо, Матвей! Принимай свою зверюгу! — я помог супруге выбраться из кабины и повёл её под ручку по аллейке. А сам веду её и чувствую: напряжённая она какая-то, скованная. — Ну, чего ты? Не всё сразу спервоначала как надо выходит.

Она вздохнула ещё горше:

— Ох, Илюша… Я себя после этой свадьбы такой никчёмной чувствую…

— Это почему ещё?! — я резко остановился и развернул жену к себе, заглянул в лицо: — Чего это ты, матушка, удумала?