Вынужденная оставаться наблюдательницей, ведьма не сводила напряженного взгляда с тропы. Филипп на холме напротив опустился на одно колено и для удобства воткнул колчан, полный стрел, в землю. Бенжамин спешился, перегодил дорогу и сейчас стоял, широко расставив ноги и небрежно поигрывая мечом. Мальчишка. Адмар и имперец остались в седлах, мечи были обнажены. Ноэль вытащил и свои ножи, и теперь бормотал что-то себе под нос. Джинджер заметила, как изогнулись в усмешке губы Фриды.

— Ноэль в своем репертуаре. Будь начеку, сестра, возможно, нам придется бежать.

— Через болото?! — ужаснулась Джинджер.

— А у нас есть выбор?

Фриды проверила механизм арбалета, упустила его на согнутый локоть, прицелилась и замерла. Джинджер почувствовала себя особенно ненужной.

Она даже не поняла, кто напал первым. Скорее всего, потерявшие терпение разбойники. Она только увидела, как короткий тяжелый топор летит в лицо Адмару, вскрикнула и сделала в воздухе отводящий знак, на самом деле совершенно бесполезный, пустое суеверие. Адмар увернулся, соскочил с седла и укрылся за крупом лошади. Меч он держал в левой руке. Джинджер следила только за худощавой черной фигурой, двигающейся уверенно и осторожно. Вот он отскочил в сторону, отводя противников с тропы. Вот, упав на землю, откатился, и старый щербатый меч разбойника на какое-то время — очень короткое — увяз в грязи. Краем глаза ведьма машинально отметила, что и остальные ее спутники заняты по горло. Филипп, расстреляв весь колчан, сбежал по пригорку, чтобы забрать стрелы. Фрида была куда экономнее, потому что дольше и лучше целилась, и все четыре ее болта угодили в цель. Увы, наповал был сражен только один из разбойников. Двое других получили по короткому тяжелому болту в руки и ноги, что их замедлило, но не остановило. Ноэль пока защищался мечом на тропе, но озирался, высматривая место, откуда удобнее всего метать ножи. Джинджер ощутила себя особенно никчемной.

А потом она вспомнила о перстне.

Идея была безумной. Из того сорта безумных идей, что почему-то удаются. Не иначе, как это веселит Бога и его присных. В перстне, который ведьма носит на пальце с тринадцати лет и до самой смерти, сохраняется часть ее силы. Ни одна из сестер не брала перстень, о прежней владелице которого ничего не знала. Впрочем, чаще всего, он переходил по наследству от матери или наставницы. Хотя, бывало, кольцо годы лежало в шкатулке в доме Первой, пока не доставалось какой-нибудь новообращенной ведьмочке. Так было с собственным перстнем Джинджер, и она понятия не имела, кто владел им прежде. Да и не хотела знать, ведь он не причинял никаких проблем. Чего нельзя было сказать о кольце Артемизии. У Джинджер дух захватило. Перстень, который носила на пальце сама Первая круга Дышащих, одна из самых могущественных ведьм! Это если опустить то, что происходила Артемизия из знатного старого рода, который пользовался в прежние времена в Калладе немалым влиянием. Джинджер вспомнила, как украла у сестер-Дышащих камень. Да, едва ли перстень Артемизии будет рад встрече с воровкой. Но отказываться от своей идеи девушка не стала.

Спрыгнув на землю, она вытащила кольцо из кошеля и изучила камень. В полупрозрачном кабошоне что-то шевелилось. От перстня исходило тепло, пугающее, возбуждающее, обещающее. И в этом была настоящая опасность магических колец: они обладали собственным могуществом, и это было слишком большим искушением. Сняв перчатки, Джинджер стянула собственный перстень, опустила его в кошель и надела кольцо Артемизии. Палец обожгло острой болью. Стиснув зубы, девушка коротко выругалась, опустилась на колени и сунула руки в снег. Это немного облегчило боль. Затем Джинджер разгребла снег, обнажая пучки мамяра. Очень приблизительно она представляла, что нужно делать, и то только потому, что дар ее проявился достаточно поздно. Ей показывали приемы, которыми пользуются сестры всех трех кругов, но она и собственные худо запомнила. Хотя подчас в колдовстве умение только мешало.

— Пожалуйста… — прошептала Джинджер пучкам травы. — Помогите мне!

Боль стала ощутимее, камень засветился ярче. Земля дрогнула. Землетрясение не входило в планы молодой ведьмы, но сейчас она бы и на него согласилась. Чтобы земля разверзлась, и болота поглотили разбойников. Чтобы ему… тут Джинджер осеклась и сосредоточилась на кольце.

Результатов своего колдовства она не видела, сосредоточенная на колдовстве и не сводящая напряженного взгляда с пучков травы, зато слышала полные отчаянья и ужаса возгласы. Ведьма понадеялась, что разбойников, а не ее собственных спутников.

— Молодец девочка! — крикнула Фрида, совершенно неожиданно оказалась рядом с Джинджер и ударом арбалетного приклада в челюсть уложила разбойника, уже занесшего меч над непутевой растрепанной головой ведьмы.

Джинджер машинально отметила, что на травнице превосходные черные сапоги, туго зашнурованные, плотно обхватывающие ногу и с каблуком, чтобы удобнее было в стременах. Стоили такие сапоги не менее тридцати мираблей, а по имперским деньгам и того больше. Фрида заложила новый болт и поцокала языком.

— Только три осталось. Смелее, сестрица. Я пока тебя прикрою.

Джинджер кивнула, хотя не слишком прислушивалась к травнице. Она продолжила бормотать слова, которые были больше жалобой или молитвой, чем заклинанием. Перстень раскалился совершенно нестерпимо. Земля дрогнула еще раз, и Джинджер без сил повалилась на снег.

Когда из болота показались неясные тени, Фламэ среагировал быстрее всех. Зажав рану на плече, он повалился на землю, прижав колени к груди. Через мгновение рядом с ним появился ГэльСиньяк. Воткнув последний нож в землю, имперец оглянулся через плечо.

— Умная девочка!

Тут Фламэ легко мог поспорить. Он вообще смутно представлял, как молоденькая ведьма-предсказательница сумела обратиться к духам болот, ну или как это следовало назвать, а еще меньше — во сколько это все ей обойдется. Он ударом ноги повалил на землю Бенжамина, сделал отчаянный знак Филиппу и закрыл глаза. Ничего нового тут не увидишь.

Ему уже доводилось видеть нечто подобное. Хотя, конечно, его мать проделывала это с большим размахом и вместе с тем — с большей осторожностью. Вот сейчас эти тени примут человеческий облик (чаще всего они походили на утопленников) и бросятся на разбойников. Страх и суеверия довершат дело. На шайку невежественных крестьян и бывших наемников ожившие покойники произвели куда большее впечатление. Фламэ вслушивался какое-то время в их вопли и лязг оружия. Пучки сухой травы и кристаллики льда неприятно кололи щеку. Наконец все стихло. Переждав еще с полминуты, музыкант поднялся, отряхнул одежду и огляделся.