— Восемь, — быстро подсчитал неугомонный ГэльСиньяк. Стрельнув глазами в сторону Фламэ, он опустился на колени и принялся читать нараспев отходную молитву.

Фыркнув, музыкант отправился изучать трупы. Действительно восемь. Остальные разбежались в суеверном страхе. Оружие у них было дрянное, и брать его Фламэ не стал. Подобрал только метательные ножи, чтобы вернуть их хозяину. Ножи были отменные, и на каждом стояло клеймо уважаемого и в Империи, и в Калладе и даже далеко на севере мастера. Когда он вернулся, то застал ГэльСиньяка в прежней позе. Скрестив руки на груди, Фламэ дождался, пока имперец дочитает молитву.

— Это обязательно? Большая их часть поминала Насмешника почаще Бога. И то, чтобы объяснить, что их толкнуло на скользкую дорожку.

— Алантий Унитар утверждал, — спокойно ответил ГэльСиньяк, — что мы молимся ради успокоения своей души. Кого бы мы притом не поминали. Впрочем, поскольку именно за эти слова его осудили и спалили в железной клетке сто сорок лет назад, полагаю, аргумент неудачный. Милорд Бенжамин, думаю, мы можем двигаться дальше. Лошади целы?

Оставив лорда-наемника разбираться с перепуганными лошадьми (две, увы, исчезли среди болот), старшие мужчины поднялись на правый холм. Здесь весь снег был истоптан и изрыт, болотная трава обуглилась, да валялся одиноко вышитый кошель Элизы. Ни ее, ни госпожи Фриды, ни леди Беатрисы не было видно. Фламэ выругался. ГэльСиньяка поступил сходным образом, и пожалуй, ругательство набожного имперца было погрязнее. Следов вокруг было множество, но разобраться в них не представлялось возможным. Натоптали и девушки, и наемники, и лошади, а ветер довершил неразбериху, пересыпав снег. Фламэ выругался повторно.

— Что будем говорить Бенжамину?

Мужчины переглянулись.

— А что он скажет на новость об исчезновении сестры? — поинтересовался ГэльСиньяк.

Фламэ нервно потер разнывшееся плечо.

— Скажет? Понятия не имею. И что конкретно сделает — тоже. Но поединок наш едва ли будет честным. Оба этих битюга постараются оторвать мне голову.

— Ну, это едва ли ваша вина, господин Адмар, — покачал головой имперец.

— Да, если не копать глубже, — мрачно ответил музыкант.

ГэльСиньяк несколько секунд рассматривал его, прежде чем изменился в лице. Сначала на нем нарисовалось изумление, потом — крайнее отвращение, и наконец — покорность судьбе.

— Так вы и есть тот самый Адмар-Палач, о котором ходит столько разговоров до сих пор?

Фламэ молча развернулся и пошел вниз. С юнцом требовалось разобраться как можно скорее. Увы, молодой лорд-наемник углядел неладное по лицу музыканта и схватился за меч.

— Что с Беатрисой?!

— Ее нет. Ни ее, ни госпожей ведьм, — мрачно ответил Фламэ.

Бенжамин поступил весьма предсказуемо и приставил клинок к горлу музыканта.

— Опусти меч, — тихо попросил Фламэ. — Иначе напросишься на неприятности.

— Что ты мне можешь сделать, калека? — презрительно спросил молодой лорд.

— Своей смертью опозорить тебя навеки, — хмыкнул музыкант. — Ну и, повеселиться на том свете, наблюдая, как ты бродишь по болотам, не в силах отыскать дорогу. Вы умеете читать следы? Нет. Чудесно! И я не умею. Едва ли господин ГэльСиньяк этому обучен. Что скажете, мэтр?

ГэльСиньяк сокрушенно покачал головой.

— В таком случае, единственное, что я могу предложить: отправимся в погоню за нашими напуганными друзьями. Там же промоем раны. Вам не помешает перевязать бедро, милорд Бенжамин.

Спокойно отведя в сторону клинок, Фламэ с трудом взобрался в седло.

— Здесь поблизости должны быть руины замка Иммари. Думаю, разбойники скрываются там.

Не дожидаясь, пока Бенжамин опомнится, Фламэ тронул коня и направил его вперед по дороге, аккуратно переступая через тела.

В прежние времена замок Иммари был первым рубежом обороны Озерного края. Его выстроили в незапамятные времена, настолько давно, что даже история не сохранила имена и заслуги первых его владельцев. Неизвестно было, откуда был привезен почти черный гранит, из которого сложили нижние, самые древние ярусы замка, а вот дуб, который в годы адмарова детства рос в центральном дворе, был по легенде посажен святым Аполлием во славу победы над драконом. С названием была связана какая-то романтическая история, но даже старый Мартин ее уже не помнил. Иммари за столетия своего существования пережил и усобицу, устроенную семействами Эгбрайд и Гистоль, и набег Адальсера Доброго, и многие иные потрясения, нападения и природные катаклизмы. Однако уже ко времени детства Фламэ замок обветшал и начал разрушаться. Одна за другой рушились башни, подтопило жидкой грязью ров, подъемный мост намертво врос в топкую болотистую почву. Иммари больше не интересовал ни своих владельцев, нашедших место при дворе Мирабель, ни весь Озерный край, также пришедший в упадок. Теперь посреди болот высилась груда черного гранита — самая древняя и самая крепкая часть замка, да единственная устоявшая башня, теряющая потихоньку камни и черепицу. Отличное место для разбойничьего логова.

Разбойники пытались немного углубить ров, но ничего не могли поделать с полсотни лет назад упавшим подъемным мостом, да и ворота, снесенные с петель, оказались слишком тяжелыми, чтобы вешать их на место. Въезд в замок теперь перегораживали нагруженные камнями телеги.

Фламэ первым въехал на деревянный мост, отозвавшийся на удар копыт пронзительным звоном насквозь промороженного дуба. Дозорные, укрывшиеся за полуразрушенными стенами, протрубили тревогу, и бойницы ощерились стрелами.