Шрифт:
— Я знаю… не так. Я подозреваю, чем больна ваша сестра, мой лорд.
Музыкант оглядел комнату, постепенно погружающуюся во мрак. Домоправительница, переходя от канделябра к канделябру, гасила свечи серебряным колпачком. Неспешно, одну за одной, и это походило на ритуал. Фламэ подобные неспешные размеренные действа всегда нравились, напоминая об одном давнем добром знакомом. Тот тоже любил вечером гасить в комнатах свечи.
— Не здесь, милорд, — спокойно сказал Фламэ, передавая гитару домоправительнице. — Госпожа, найдите ей, пожалуйста, место.
Марта откинула еще одну шпалеру — эта изображала какую-то из победоносных битв Хендриха Кровавого. За ковром обнаружился узкий проем, ведущий в галерею. В самом ее конце служанки разжигали камин, на жаровне булькал котелок с вином, распространяя ароматы гвоздики, имбиря и сосновой смолы — от тонких щепок. К самомому огню придвинута была пара кресел и маленький восьмигранный столик. Бросив один короткий испытующий взгляд на Бенжамина, Фламэ опустился в кресло и протянул руки к огню. Лорд прошел через комнату и облокотился на низкую каминную полку, украшенную резьбой.
— Говори.
Фламэ изучил в зареве пламени свои пальцы, совсем закоченевшие, и приготовился вдохновенно врать. Впрочем, это у него всегда неплохо получалось.
— Десять лет назад мне случилось побывать в столице, — начал Фламэ, потирая кончики пальцев. — Там я услышал об одной девушке, сраженной похожим недугом: она то, безучастно смотря перед собой, сидела в кресле и не отвечала на вопросы, то бежала куда-то, охваченная безумием…
— И что с ней стряслось? — напряженным голосом спросил Бенжамин.
Фламэ с сомнением покачал головой.
— Она умерла. Лекарь, которому ее показали, сказал, что прошло больше трех недель, и болезнь не излечить.
Бенжамин подался вперед и всей своей рослой фигурой навис над музыкантом.
— Три недели! Имя врача?
Фламэ посмотрел на лорда снизу вверх. Лицо молодого человека раскраснелось, глаза блестели, как у безумного. Ярче, чем у его больной сестры, когда та кинулась к двери.
— Хэллерт. Его имя — Джошуа Хэллерт. Он жил в столице на улице Белых Роз. Не поручусь, милорд, что он все еще там проживает.
Бенжамин выпрямился резко и крикнул своим зычным голосом:
— Всем собраться! И собрать леди Беатрису! С рассветом мы двинемся в столицу. Думаю, для тебя найдется в конюшне смирная лошадка, певец.
Фламэ побледнел слегка, но понадеялся, что в сумраке этого не видно.
— Милорд, мой путь лежит, прямо скажем, в противоположную сторону…
— Ты едешь с нами, — отрезал Бенжамин. — Если надо — силой повезу. Речь идет о жизни моей сестры.
Фламэ окинул молодого лорда задумчивым взглядом. Со временем — если доживет, конечно — юноша заслужит прозвание: Бенжамин Решительный, или — Непоколебимый. На худой конец: Бенжамин Принуждающий Людей На Себя Потрудиться. Фламэ пожал плечами.
— Хорошо, мой лорд. Как скажете, мой лорд. Я иду спать, мой лорд.
Поднявшись с кресла, музыкант, не оборачиваясь более, вышел из комнаты.
Все складывалось, по мнению Джинджер, как нельзя лучше. Лорд Бенжамин — этот нелепый увалень — собрался в столицу, а ей предложил ехать в качестве горничной для леди Беатрисы. Служанки отказались покидать Шеллоу-тон. Сама Джинджер, конечно, не собиралась становиться чьей-либо горничной, терпеть не могла унижаться, да и бледная немочная Беатриса ей не понравилась. Больше всего она походила на красавиц из романов, тех самых, из-за которых погибает добрая половина героев. Девы же, вплоть до конца, не проронят и слова. Леди Беатриса к тому же была погружена в себя, двигалась порой, как сомнамбула, или же наоборот, как в вечер накануне, рвалась вперед. Джинджер не могла бы поручиться, но, кажется, леди была околдована. С другой стороны, это было даже хорошо: зачарованные хлопот не доставляют.
На рассвете небольшой отряд собрался у конюшни. Леди, конечно же, усадили в повозку и закутали в два шерстяных одеяла. Последнее было не лишним, потому что зима успела сковать землю. Выпал снег, и кони нервно переступали, ломая окрепший за ночь ледок. Джинджер взобралась в седло и еще раз пересчитала отряд по головам. Бенжамин, конечно же, во главе, пылает праведным гневом и нетерпением. Возле него неотлучно присутствовал молочный брат. Секретарь (даже сказать: «секретарище») сопровождал свою леди. Последним из широких ворот конюшни вышел музыкант, мрачный, как туча. Его путешествие в столицу нисколько не радовало, был он весь какой-то нервный и злой. Взобравшись в седло, он неспешно потрусил следом за неповоротливой повозкой. Джинджер поспешила нагнать авангард отряда.
— Тетушка, надеюсь, не будет расстроена вашим отсутствием? — спросил Бенжамин.
Для Джинджер это было полной неожиданностью, потому что она уже успела позабыть о «тетушке». Пришлось придумывать оправдание на ходу, что вышло, естественно, весьма неуклюже.
— Тетушка, мой лорд, не слишком-то меня жалует. Мало кому хочется иметь в роду ведьму.
Бенжамин и Альбер с несколько излишним на взгляд Джинджер энтузиазмом кивнули.
— Я хотела у нее одолжить денег, чтобы добраться до столицы. Счастье, что я встретила вас.