– То, что вы рассказали, Глаз, вполне укладывается в мою схему, - самоуверенно заявил профессор.
– Да, передвижная лаборатория - лучшее решение. Но создать передвижной завод даже демонам не по силам.

Мне тотчас представился эдакий кочующий табор с миниатюрными цехами на повозках, с дымящими трубами и прочими атрибутами современного производства. Впрочем, разведчики быстро бы отследили подобный табор.

– Голь на выдумки хитра, господин профессор, - заметил я.

– Это верно, - согласился он.
– Но вот это, - профессор указал на упаковку.
– Не кустарщина. Это - серийное производство. Такого единообразия нельзя добиться в походных условиях. Для этого нужно построить полноценный завод.

– Но демоны не строят ничего кроме гнезд, - возразил я.

Это известно даже простым солдатам, не говоря уже об инквизиции. И, кстати, действующее гнездо - единственное место, куда обычно нет хода разведчикам. То есть, я слышал истории о самых отчаянных, которые и туда проникали, и даже выбирались обратно, но это были единичные случаи. Да и не в этих краях.

– Значит, надо искать производственное гнездо, - заявил профессор.
– Не устранив источник эпидемии мы так и будем купировать одни симптомы, а это - не лечение!

Ему, конечно, виднее, вот только устранить гнездо не так-то просто. Однако на это мое замечание профессор только отмахнулся и сказал, что как раз на такой случай у нас есть штурмовики.

Штурмовиков у нас, по правде говоря, после ночной экспедиции осталось чуть больше полуроты. Это за вычетом погибших и тех раненых, которые проваляются в госпитале достаточно долго, чтобы в ближайшие дни их можно было не принимать в расчет. Впрочем, еще не факт, что за эти дни разведчики отыщут гнездо. Всё-таки, в отличие от передвижной лаборатории, гнезда они высматривали постоянно - собственно, в обычных условиях это вообще для них цель номер один!
– и если до сих пор гнезда-завода нет на наших картах, то оно спрятано очень надежно.

– Что ж, приступим, - сказал профессор.

Он вскрыл упаковку и вынул одну ампулу. Для меня это было сигналом убираться из лаборатории. Я уже достаточно насмотрелся на заразившихся, а охранять профессора можно было и сидя в предбанничке, благо вход в лабораторию был всего один. Если же на свободу вырвутся вирусы, то я вряд ли сумею подстрелить хоть кого-то из них. Не тот размер.

Отговорившись, что мне надо составить рапорт, я оставил профессора в компании вирусов и лаборанта. Рапорт я, кстати, составил, и весьма подробный. Одну копию профессору, вторую для инквизиции, третью - штабу армии. Не знаю, читал ли его кто-нибудь. Профессор не читал точно. Даже пролистать не удосужился. А я там на три страницы наши злоключения живописал во всех подробностях, постаравшись особенно подчеркнуть заслуги разведчиков.

Впрочем, это я больше для штаба старался, но там тоже мой рапорт не читали и разведчикам не воспоследовало даже устной благодарности. Инквизиторская копия и вовсе сразу угодила в спецхран, а там читают только те, кому надо и те, кому положено. Причем должны быть в наличии обе категории. Обе сразу встречались крайне редко.

Далее по-хорошему должна была начаться обычная рутина караульной службы, изредка разбавляемая рапортами разведки о ходе поисков производственного гнезда, но это, увы, не с моим везением.

Я отправил разведчикам телеграмму - мол, ищите гнездо - и сходил в архив. Там, правда, часик покемарил на скамеечке. Подозреваю, архивариус, заметив, что я придремал, сам не спешил и дал мне немного отдохнуть. Затем я сменил на посту Факела. Он уже откровенно клевал носом. Бессонные ночи давались ему куда тяжелее, чем мне. Факел постарше меня, да и опыта армейской службы у него не было, а там быстро приучаешься урывать клочок сна в любых условиях. Но, разумеется, не на посту.

Пост я, как и Факел, занимал в предбанничке, но через приоткрытую дверь приглядывал за профессором. На всякий случай. Профессор работал. Даже что-то насвистывал себе под нос. Фальшивил, правда, безбожно, но мотивчик я узнал. Это был "Соловей" Стравинского. Мы с одной барышней в Петрограде дважды на него ходили в театр. Ей, как и профессору, очень нравился живой соловей. По мне, так лучше звучал механический, но о вкусах не спорят ни с барышнями, ни с начальством.

К слову сказать, эту оперу из-за переговоров Соловья со Смертью проверяли инквизиторы. Всё ж таки четвертый всадник. Однако Стравинский сумел их убедить, что у него Смерть - ни разу не библейский персонаж, и вообще китаец. Сказка-то в основе оперы китайская. Опять же, там в финале Его китайское Величество выздоравливает, а мы-то ведь с китайцами сейчас в большой дружбе. На Китай нечисть не так сильно давила, и он исправно поставлял нам провизию. Весь Сибирский фронт на их рисе сидел, да и нам регулярно перепадало.

Насочинял, в общем, композитор с три короба, зато отбоярился. Хотя Факел как-то по случаю рассказал, будто бы нашли инквизиторы что-то крамольное в его черновиках. Не будь Стравинский всемирно известным композитором, небось, так бы легко не отделался. Хотя на карандаш его, понятное дело, всё равно взяли, однако оперы по-прежнему регулярно ставились и были, что называется, на слуху.

– Чаю, господин профессор?
– спросил лаборант, сбив меня с мысли.

Я глянул на часы. Ну да, уже на полпути к обеду. Профессор не ответил. Тем не менее, лаборант метнулся прочь и вскоре возвратился с нагруженным подносом. Мне, кстати, тоже отдельно чаю налил в фарфоровую кружку и даже ломтик лимона на край блюдечка пристроил. Тоненький, конечно, через этот ломтик на просвет газету читать можно, а всё ж таки! Ну и вообще был сама вежливость. Подметил подлиза, что я в чести у высокого начальства.