— Ты не ненавидишь?

— Нет, я… я люблю её.

Слова просто вырвались наружу.

Как только они прозвучали, боль в его сердце резко усилилась, подавляя его.

Там жил огонь.

Более того. Он увидел тёмно-золотые и красные облака… белое солнце… усыпанный бриллиантами океан. Он снова почувствовал там Вэша. И других тоже.

То, что могло быть Юми… Порешем… Марой.

Он издал более громкий крик, даже когда боль в груди стала жидкой. Когда он вернулся в своё тело, тяжесть, давившая ему на грудь, наконец-то исчезла.

Это всё ещё было больно. На самом деле было ещё больнее, но также стало… лучше.

Он снова мог дышать.

Было больно, но он мог дышать.

Торек над ним тихо щёлкнул, издал что-то, что прозвучало как вздох. Что-то в его свете заставило Ревика подумать, что видящий тоже почувствовал облегчение — по крайней мере, частичное. Как будто он не закончил, ещё нет, но самый большой кусок уже отпал. Ревик на самом деле не хотел думать о том, что это значит.

Он не хотел думать о том, манипулируют ли им и в этом тоже.

Ему было всё равно. Он не хотел беспокоиться об этом.

Наклонившись ближе, Торек погладил Ревика по волосам, используя свет в своих пальцах.

— Я знаю, что любишь, брат, — мягко сказал он. — Я знаю, что ты любишь её. И хорошо, что ты можешь сказать мне это. А ей ты сказал? В этой поездке, которую ты предпринял, ты сказал ей, что любишь её?

Ревик уставился в потолок.

Его лёгкие всё ещё адски болели, но он чувствовал себя странно спокойным, почти умиротворённым.

Несмотря на это, боль вернулась, когда он вспомнил, как Элли флиртовала с Джейденом в том ресторане. Он вспомнил, как она сидела напротив него с кофейником в руке, как будто её кто-то притянул туда, как будто её тянуло к нему.

Как Ревика тянуло к ней.

— Нет, — только и сказал он. — Нет, я ей не говорил. Я ничего ей не говорил.

Между ними повисло молчание.

Где-то в этот момент Ревик понял, что Торек держит его за руку. Собственные пальцы Ревика были горячими, почти мокрыми от пота, но другой видящий не отпускал их.

— Она высокого ранга, не так ли? — мягче сказал Торек. — Та, которую ты любишь?

Ещё один приступ страха пронзил Ревика.

Знал ли он? Знал ли Торек, кто она такая?

Ревику, возможно, придётся рассказать об этом Вэшу. Возможно, ему придётся признаться ему в том, что он натворил, заставить Совет стереть Торека, заставить его забыть обо всём, что произошло. Думая об этом, Ревик почувствовал, как его челюсти напряглись. Он силился контролировать свой свет, чувствуя, как очередная вспышка иррациональности проходит сквозь него подобно волне, принося с собой горячий гнев, когда он прочёл смысл слов видящего.

Его свет заболел лишь сильнее, когда он пытался вернуть его обратно.

Нах*й всё. Если Торек знал, то он знал.

Сейчас он ничего не мог с этим поделать.

— Да, — сказал он напрямик. — Самого высочайшего.

— И она молода?

— Да, — сказал Ревик, выдыхая. — Да. Очень молода.

Торек медленно кивнул, всё ещё используя свой свет и свободную руку на груди Ревика, мягко притягивая за нити его aleimi, особенно вокруг сердца. Когда золотоглазый видящий заговорил в следующий раз, его слова были мягкими, но Ревик почувствовал за ними твёрдую сталь.

— Тогда ты знаешь, что она не останется с этим человеком, — сказал он. — Кем бы они ни были друг для друга сейчас. Она не останется с ним.

Лёжа на спине, Ревик обдумывал слова Торека.

Он думал об Элли с Джейденом, о том, как она вела себя с ним.

Затем он подумал о том, кем она будет, когда Совет, наконец, пробудит её.

Его свет ненадолго резонирует с её светом, когда он вспоминает, пробуя частоты, которые он иногда ощущает в её свете, шепотки и проблески того, кем она является за маской, которую она проецирует в мир. Он помнит, насколько по-другому она ощущается в этом пространстве.

Что-то в его теле расслабилось, даже когда боль в груди усилилась.

— Да, — сказал он. — Да, я понимаю это.

Торек кивнул, глядя на него сверху вниз, и его золотые глаза слабо светились.

— Брат, — сказал он мягче. — Ты также знаешь, насколько маловероятно… что она будет с тобой?

Ревик почувствовал, как боль в груди снова стала острой, как раскалённое железо.

Долгое мгновение он не мог говорить.

Реальность этих слов обрушилась на него, затмевая разум, затуманивая зрение. И снова его захлестнула волна чувств — жидкий жар, разлившийся по груди. Он мог только дышать, ожидая, когда это пройдёт, потерявшись в ощущении пребывания в нигде. Что на самом деле его вообще не существует.