«Ты позволял ему прикасаться к тебе?» — спросил Торек.

Ревик не ответил.

Торек схватил его за волосы. Он встряхнул его, один раз.

«Ты позволил ему прикоснуться к тебе, брат? Ты просил его об этом?»

Ревик пытался сообразить.

Делал ли он это? Он не мог вспомнить.

Он помнил руки на нём.

Он вспомнил, как другой видящий прикасался к нему.

Он вспомнил, как чертовски сильно хотел, чтобы эти руки были на нём.

— Может быть, — пробормотал он. Он глубже прижался к ноге другого видящего, делая свой свет покорным. «Прошу прощения».

Он почувствовал, как гнев Торека усиливается.

«Ты думаешь, что так легко отделаешься? — спросил его Торек через Барьер. — Непослушный маленький засранец. Ещё раз попытаешься манипулировать мной подобным образом, и я изобью тебя до потери сознания».

Ревик тихо рассмеялся. Он ничего не мог с собой поделать.

Пытался ли он манипулировать им?

Этого он тоже не мог вспомнить.

Он вообще не помнил, чтобы хотел этого пьяного видящего.

Он хотел Хайли. Он поймал себя на том, что смотрит на неё, на её тёмные волосы, собранные в локоны на затылке, тёмную помаду, подведённые глаза. На ней было небесно-голубое платье из какой-то мерцающей ткани, высокие каблуки, чёрные нейлоновые чулки. Он знал, что позже будет смотреть, как они с Тореком трахаются, но он хотел посмотреть на это сейчас. Он задавался вопросом, позволит ли Торек ему заняться с ней оральным сексом.

Однако у него сильно кружилась голова.

Слишком много алкоголя. Слишком много наркотиков — или что бы это ни было.

Почти никакой еды.

Он хотел спать, но его свет начинал болеть. С каждой минутой боль становилась всё сильнее, и он понял, что может чувствовать света других видящих в комнате, реагирующих на его боль. По крайней мере, некоторые из них видели, как Торек разозлился на того парня, который пытался уговорить Ревика отсосать ему. Некоторые из них были открыто возбуждены его болью. Другие были очарованы тем фактом, что Торек выставлял его напоказ как своего рода домашнее животное.

Ревик, однако, не был голым. На нём не было рубашки, но он был на девяносто процентов уверен, что на нём имелись брюки. Без обуви. Определённо без обуви.

«Брат, я хочу, чтобы ты отсосал мне. Прямо сейчас».

Замешательство сменилось лёгкой болью на лице Ревика.

«Здесь?» — послал он.

«Да, здесь. Прямо сейчас».

Ревик почувствовал, что его боль усиливается, ещё до того, как Торек начал расстёгивать свой ремень. Другой видящий не позволял ему делать этого раньше. Ни разу. Даже наедине.

Ревик чувствовал, что теперь на них двоих смотрит гораздо больше глаз, и не только со стороны видящих сидящих вокруг кожаного секционного дивана. Хайли тоже наблюдала за ними. Он чувствовал, как её боль проникает в его свет, уже притягивая его.

Она знала, что он тоже не делал этого раньше.

Ревик почувствовал собственнические нотки, стоящие за этой просьбой. Он знал, что Торек публично метил его, по крайней мере, в некотором роде. Всё внимание, которое они привлекали друг к другу, казалось, одновременно раздражало Торека и возбуждало его, даже сейчас.

«Ты и в этом собираешься меня ослушаться?» — послал он, похолодев.

— Нет, — выдавил Ревик. «Нет. Не собираюсь».

Он перевернулся, двигаясь до того, как другой видящий успел бы передумать.

Через несколько секунд он полностью расстегнул ремень Торека, а затем расстегнул брюки другого видящего.

«Ты сделаешь это очень, очень хорошим для меня, брат, — сказал Торек, глубже вжимаясь в диван. — Затем я отвезу тебя домой».

Ревик почувствовал, как боль сильнее пронзила его свет, на этот раз чуть не задушив его, но он только кивнул. Он не знал, что означала часть о возвращении домой, но он чувствовал, как напряжение в свете другого видящего усиливается, и знал, что на этом их вечер не закончится. Он уже собирался опустить рот, когда пальцы Торека снова вцепились в его волосы.

Ревик поднял голову, встретившись с ним взглядом.

Золотистые глаза Торека были тверды, как металл.

«Если ты ещё раз сделаешь что-нибудь подобное, прежде чем истечёт наше время вместе, то ты, возможно, никогда больше не покинешь мой дом, брат мой, — холодно послал он. — Ещё раз позволишь кому-нибудь так к тебе прикоснуться без моего явного разрешения, и я убью их. Даже если это будет Хайли. Я убью их прямо у тебя на глазах. Ты понимаешь?»