По большей части, я просто чувствовала себя бессильной. Крайности были двумя способами, которыми я справлялась и управляла этим бессилием, и ни одна из них не была супер-эффективной ни для меня, ни для моей мамы. Это бессилие никогда не менялось, никогда не уменьшалось. В конечном счёте, я ни черта не могла поделать с тем, что делала мама… И поверьте мне, я это знала.

Джон относился ко всему этому гораздо более невозмутимо.

Ну, внешне так и казалось.

Я знала, что он периодически пытался поговорить с ней.

Я знала, что он сделал это гораздо нежнее, чем когда-либо делала я.

Он пытался урезонить её, даже уговаривал ходить с ним на занятия медитацией и йогой, зная, что у неё уже были некоторые интересы в этих областях, по крайней мере, когда она была моложе. Я, конечно, тоже слышала, как он разглагольствовал и кричал на неё… И у него гораздо лучше получалось давить на чувство вины, чем у меня. Я также видела, как он избегал всего этого, главным образом потому, что приходил сюда примерно вдвое реже, чем я, а может, даже не вдвое.

Определённо ещё реже, если подумать.

Я, с другой стороны, какой бы я ни была идиоткой, выбрала себе роль мудака, который каждый день вытаскивает мамину задницу из постели. Обычно это включало в себя то, что я ненавязчиво будила её, предлагая кофе и завтрак, а затем пыталась уговорить её выйти из дома хотя бы на часть дня, обычно для того, чтобы прогуляться со мной по парку, сходить в церковь или навестить друзей.

Иногда это включало в себя будильники, или грохот кастрюлями, или принудительный холодный душ.

Бесчисленное количество раз это также подразумевало то, что я стаскивала её голой с дивана, одновременно кричала на какого-то подцепленного ей неудачника, чтобы он нашёл свои штаны и убирался оттуда нах*й, пока я не прибила его.

Дверь A, Дверь Б, дверь В.

Вид за каждой из них был удручающе похожим, и как бы я с этим ни справлялась, казалось, вид никогда не менялся.

Не думаю, что я осознавала, насколько привыкла к пьяной маме, пока не обнаружила, что смотрю в лицо своей прежней маме. Я почти не знала, что сказать этой более резкой, бдительной и до боли в сердце более знакомой версии моей матери, которая сейчас сидела напротив меня за столом.

— Что с ним не так? — спросила мама, посмотрев на меня, затем так же резко на Джона. — Этот парень. В чём проблема?

Никто из нас не ответил. Мама не хотела униматься.

— Джон? — подтолкнула она.

Джон бросил на меня неодобрительный взгляд. Затем, подумав о мамином вопросе, он покачал головой. Я наблюдала, как то, что могло быть румянцем, через несколько секунд превратилось в гнев.

— Он извращенец, — сказал наконец Джон.

Я уставилась на него.

— Что?

— Этот парень извращенец, Эл. Он обращается с тобой как с проституткой.

Я шлёпнула Джона по руке. Сильно.

— Господи, Джон. Серьёзно? И откуда тебе это точно известно?

Джон смерил меня убийственным взглядом.

— Ты действительно хочешь, чтобы я ответил на этот вопрос, Эл? Здесь? Перед мамой?

— Нет, — вмешалась мама, подняв руку. — Пожалуйста, не надо.

Вздохнув, словно нам уже удалось исчерпать её материнские способности, она посмотрела на меня, как будто не зная, что сказать мне дальше. Оттягивая время, она пальцами заправила свои вьющиеся тёмные волосы за ухо. Я наблюдала, как она это делает, видя, как седые волоски теперь вплетаются в более тёмные пряди, которые я всегда любила.

Я всегда думала, что моя мать была красивой.

Что-то в этой мысли сдавило мне горло.

Это также напомнило мне об отце, достаточно резко, чтобы я отвела взгляд, чувствуя, как усиливается боль в груди.

— Элли-птичка, — сказала она, вздыхая. — Ты уверена, что Джон не прав? У твоего брата обычно хорошее чутьё на людей.

— Бл*дь. И ты туда же, — вырвалось у меня, прежде чем я смогла это остановить. — Ты даже не познакомилась с ним, мам.

— И всё же. Твой брат…

— Знает не так много, как думает, — сказала я, свирепо глядя на Джона. — Джейден не извращенец. Мы нравимся друг другу. Он музыкант. Музыкант с хорошей работой. Это больше, чем я могу сказать о ком-либо в этой грёбаной семье…

Мама поморщилась от моих выражений, от чего я почувствовала себя только хуже.

Это также ещё больше подтолкнуло меня к гневу и обороне.

— Работа? — возразил Джон. — Чем он занимается?

— Он работает в МедиаТеке, разрабатывает видеоигры, — огрызнулась я, повернувшись к нему лицом. — Он работает над продолжением того приключения в виртуальной реальности в космосе, которое они только что показали в ленте Texxi в прошлую пятницу. И он, вероятно, зарабатывает за месяц больше, чем ты за год.