— Но как же сохранять, Владимир Васильевич? Наши же люди гибнут! Что с ними делает татарва… Скольких людей мы потом не досчитаемся? Сколько молодых угонят в рабство? А сколько девок попортят? А ведь это наши люди! Наша кровь! — продолжал яриться боярин. — И доколе мы будем тут сидеть и говорить, что надо сохранять холодную голову? Когда же мы выступим и дадим такой ответ, чтобы у литвитчины и басурманов навек отбить охоту к нам залезать?

— Мы дадим! — подал голос Дмитрий Фёдорович Бельский, старший сын главы Боярской думы. — Если царь-батюшка позволит, то я могу вновь отправиться для служения Отчизне! Один раз уже получилось урезонить татарву, так почему бы не получилось второй раз? И у меня как раз есть деловое предложение по существу!

Высокий, статный, молодой и потому горячий, он был славен тем, что несколько лет назад отправился первым воеводой в Казань и посадил на казанский престол русского ставленника Шаха Али. Правда, правил тот недолго и был сброшен Сахиб Гиреем, но всё-таки — храбрость и удаль молодого княжича сослужила ему хорошую службу. Теперь он получил право восседать на собраниях Боярской думы, где не раз ловил одобрительные взгляды отца.

Такой взгляд он получил и в этот раз.

Отец знал, что если сейчас сын выслужится и у него всё получится, то сможет сесть по правую руку царя. Станет одним из маршалов, которые своей боевой славой вымостят дорожку к счастью для будущих поколений. Победителя татар не забудут во веки веков!

— Хм… — проговорил Владимир Васильевич. — В самом деле?

— Но сейчас моё время выступления! — возмущённо воскликнул боярин Морозов.

Он только что не подпрыгивал за трибуной. Внутри кипела ярость, а его принуждали смириться и терпеливо слушать. Те люди, которые знали о сгоревшей мануфактуре Морозова под Нижним Новгородом, сочувственно поджали губы, глядя на него.

Убытки вряд ли кто ему покроет, ведь от нашествия врагов никто и никогда не страхует. Но надежда умирает последней… Потому сейчас фабрикант и пытался докричаться до царя в надежде если не получить возмещение, так хотя бы выбить налоговые льготы.

Да, громкие слова о людском горе и прочем, оставались только громкими словами. Но так как велась видеозапись, то следовало сыграть на эмоциях и чувствах возможных зрителей.

— Господин Морозов, вы хотели получить ответы на свои вопросы? — холодно оборовал его царь. — Что же, давайте послушаем княжича Бельского. Вдруг у него найдутся ответы?

— Да! — с жаром воскликнул старший сын главы Боярской думы, подходя быстрым шагом к трибуне. — Есть ответы! Эти ответы жестокие и суровые! Как раз такие, чтобы отбить охоту нападать в будущем!

Он ловко перепрыгнул несколько ступенек и остановился перед боярином Морозовым. С вызовом молодой княжич взглянул на мануфактурщика:

— Вы позволите?

— Но сейчас… — стушевался Морозов. — Сейчас как бы моё время.

Княжич Бельский посмотрел на мануфактурщика таким взглядом, что того словно обдало ледяной волной. Презрение и высокомерие чуть ли не придавило боярина, когда княжич заговорил:

— Вы хотели ответы? Они у меня есть!

Видя, что мануфактурщик ещё колеблется, княжич сделал шаг вперёд и грубо оттёр Морозова от микрофона. После этого грозно зыркнул, чтобы у толстенького человечка не возникало мысли о возврате своего места. Усмехнулся и повернулся к микрофону:

— Мы с господином Старицким придумали план большого сражения, которое можно провести в скором времени. Мы показали этот план нашим воеводам и те согласились с ним! В бою мы одержим победу и разобьём главные силы противника! Так мы обезглавим крымскую анаконду! Отрубим голову змеюке! Когда мы достигнем успеха, то сможем зайти в тыл казанских татар и ударить им в спину!

— А Литва? — подал кто-то голос из зала.

— А что Литва? Они хоть и хорохорятся, хоть и показывают на поляков, но… — княжич ухмыльнулся и показал на сидящего в зале князя Семёна Фёдоровича Курбского. — Вон, отряды князя доходили до самой Вильны! Могли бы литовцам по самые кадыки крапивы в портки напихать, но те отказались! К тому же, хоть литовцы и подступили к Смоленску, но у них иной враг появился…

— Семён Фёдорович, правда ли это? — перебил княжича царь, глядя на князя Курбского, брата Михаила Фёдоровича, чей сын учился вместе с царевичем Иваном Васильевичем.

— Правду говорит княжич, — кивнул степенный муж, поглаживая бородку. — Ходили тремя годами ранее вместе с князем Шуйским и князем Горбатым. Взяли тогда немало добычи и пленных для смены. Уставшими нам тогда литовцы показались. Уже былого нахрапа и боевитости нет! И в самом деле хорохорятся, но как серьёзных врагов их рассматривать не следует.

— И я больше, чем уверен, что им самим эта война не очень нужна! — проговорил князь Бельский. — Им бы восстановиться сейчас не мешает. А если через вашу матушку попробовать договориться…

— Через матушку? — спросил царь с усмешкой. — Намекаете на литовские корни?

— Всё-таки не чужие люди, — пожал плечами Бельский. — Не укусят же…

— Ещё как укусят. Вон, у отца маменьки, моего дедушки, не всё гладко в жизни сложилось. Катался как сыр в масле, но поддержал своего брата младшего, был объявлен мятежником и вынужден был бежать в Москву. А все его имения конфискованы и переданы другим людям! — с этими словами царь посмотрел на Бельского, Шуйского и Романова, делая очевидные намёки. — И что? Дочь мятежника будут слушать? Да король Сигизмунд только ещё больше разозлится, если моя маменька к нему попытается обратиться.