— Успокойся, — смеюсь я, тыкая ее в руку, — ты не моя мать.

— Нет, скорее твоя богатая, горячая, одинокая тетя. — Она ловит меня за одну руку и сжимает. — Ты знаешь, что я люблю тебя, Дора. Я просто хочу, чтобы для тебя было лучше. Я рада, что ты была осторожна. — Она смотрит на меня, ее серые глаза буравят меня. — И ты счастлива?

Мое сердце учащенно забилось, а на щеках появился румянец. Я честно отвечаю ей. — Думаю, да, Несс.

— Тогда это все, что меня волнует. — Она улыбается и целует меня в щеку. — Ты заслуживаешь счастья больше, чем кто-либо в этом мире, ты знаешь это?

— Прекрати, — говорю я, но в груди становится невыносимо тепло, а глаза щиплет, хотя я не могу плакать.

— Я серьезно, — говорит Инесса. — Я люблю тебя, Дора.

— Я тоже тебя люблю.

Закари

Когда за день до возобновления занятий мы все собираемся в общей гостиной, среди Молодых Королей царит напряженная атмосфера. Лука Флетчер-Лоу, явно оправившийся от отравления и обладающий грацией падающего метеора, передает бутылку смехотворно старого виски и поднимает свою любимую тему.

Ставка.

— К черту пари, — говорит Эван. Его обычно солнечное выражение лица практически исчезло. Под глазами залегли тени, а лицо превратилось в одну большую хмурую гримасу. — Это было глупо с самого начала.

— Никто еще не включил твою Софи в список, если ты из-за этого так переживаешь, — усмехается Лука.

— Софи слишком хороша для твоего списка дерьма.

— Ты имеешь в виду, что она слишком хороша, чтобы спать с тобой.

— Отвали, Лука.

Лука смеется: страдания Эвана явно не приносят ему ничего, кроме радости. Ублюдок практически сияет, когда он поворачивается к Севу. — А ты, Сев? Завоевал что-нибудь в отпуске, пока жил на юге Франции?

— Я помолвлен, — с большим достоинством отвечает Сев.

В отличие от Эвана, он, кажется, в прекрасном настроении, но это, похоже, не делает его более отзывчивым на вопиющие попытки Луки создать хаос и драму.

— В любом случае, отвалите от моего гребаного дела, — добавляет он, сделав глоток виски. — Я работал над этим годами. Половина имен в этом списке появилась благодаря мне. Мне можно сделать перерыв.

— Но зачем тебе перерыв? — спрашивает Лука, вскидывая бледную бровь. — Твоя невеста взяла тебя за поводок?

— Я бы чертовски хотел, — говорит Сев.

Я громко смеюсь, восхищаясь его честностью.

— Жалко, — насмехается Лука, качая головой.

— И какой вклад ты внес в ставку за последнее время, Лука? — спрашиваю я с ухмылкой. — А как насчет твоих завоеваний?

Известно, что он затаскивает девушек в постель, потому что он Молодой Король, но он не способен удержать их там дольше одной ночи. Что бы он с ними ни делал, они убегают в горы.

Кажется, его это не беспокоит. Он поворачивается ко мне, снова устраиваясь в своем кресле, темная кожа которого контрастирует с тусклой бледностью его белокурых волос.

— По крайней мере, я внес свой вклад в спор, епископ Блэквуд. — Он отвечает на мою ухмылку одной из своих — а ухмылки Луки подобны холодному блеску стали. — Ты все еще девственник?

— Ты все еще хладнокровная змея?

Он смеется, но это скорее резкий смешок. — В последний раз, когда я проверял.

Я закатываю глаза и потягиваю виски. Моя нога нетерпеливо подпрыгивает, и я понимаю, как сильно мне не хватает Теодоры.

Жизнь с ней — это то, к чему я мог бы легко привыкнуть. Кормить ее банановыми оладьями на завтрак, целовать в шею, когда она наклонялась, чтобы написать в тетради, даже просто лежать рядом с ней в Голубой гостиной, слушая, как она читает эту дурацкую книгу про пиратов, пока Захара заплетает золотые волосы в косы.

Я слишком быстро привык к этой жизни, и теперь, когда она закончилась, я скучаю по ней, как скучают по конечности, ее отсутствие — постоянное напоминание о том, чего у меня больше нет.

Мои глаза встречаются с глазами Якова. Он сидит в кресле, перекинув ноги через подлокотник, и смотрит на свой телефон. Он поднимает глаза, когда мой взгляд падает на него, и наши взгляды ненадолго встречаются.

Он садится, убирая телефон в карман.

— Пойду закурю, — ворчит он, поднимаясь на ноги. Он поворачивает свое большое тело, хрустя костями в позвоночнике. — Сев, хочешь пойти с нами?

Сев качает головой и отмахивается рукой, на которой блестят кольца. — Нет, чувак, я пытаюсь бросить. Это грязная привычка.

— Кто сказал? — спрашивает Яков.

— Моя жена, — говорит Сев.

— Романтичный ублюдок, — ласково говорит Яков.

Яков проявляет примерно столько же эмоций, сколько кирпичная стена, но он всегда был нежен, когда дело касалось Сева. Моя теория заключается в том, что Яков в душе рыцарь, а длинные ресницы и драгоценности Сева каким-то образом обманули мозг Якова, заставив его относиться к нему как к девушке.