Мне кажется, что моя кожа горит и нужно найти способ погасить пламя, если я не хочу превратиться в кучку пепла.

— Вот это, — говорит Камилла, доставая из шкафа платье. Он так забит, что ей приходится физически протискиваться сквозь одежду, чтобы извлечь платье. — Я умирала от желания увидеть тебя в этом, Тео.

Я поднимаю взгляд с кровати, на которой сижу, пока Роза закручивает свободные волны на концах моих волос.

— Красный — не мой цвет, — говорю я, глядя на платье, которое Камилла с триумфом протягивает мне.

— Но он мог бы быть, — говорит она. — Поверь мне.

Она взмахивает рукой. — Я видела его в видении.

Я с сомнением смотрю на нее. — Видение?

— Поверь мне, — повторяет она.

Причесавшись, я встаю, и Камилла, не теряя времени, стягивает с меня шелковый халат. Она бросает взгляд на мое нижнее белье — простой бледно-голубой комплект — и качает головой.

— Тебе придется отказаться от нижнего белья ради этого платья.

— Я не собираюсь выходить на улицу без нижнего белья.

— Линии трусиков — это модно, — замечает Роза с кровати, на которой она сейчас лежит.

— Надень платье, — успокаивающе говорит Камилла, — а потом решай.

Она помогает мне влезть в платье, прохладный атлас скользит по моей коже, как вода. Я поворачиваюсь к зеркалу, но она останавливает меня рукой.

— Подожди, — говорит она. Она наливает три неаккуратные рюмки и раздает их. — Так, девочки. Выпиваем за удачу на счет три. Раз, два, три.

Я выпиваю свою рюмку, больше для того, чтобы успокоить нервы, чем для чего-то еще, и морщусь от жжения алкоголя и вкуса текилы. Ненавижу текилу.

— Хорошо, можешь взглянуть.

Я поворачиваюсь к зеркалу. Платье простого А-образного фасона, но шнуровка на спине расположена низко, почти до бедер, а юбка настолько коротка, что останавливается прямо на верхней части бедер.

— Видишь? — говорит Камилла, упираясь подбородком в мое плечо. — Я говорила тебе, что красный может быть твоим цветом.

Иногда Камилла бывает лгуньей, но не в этот раз.

Цвет платья — глубокий, сочный красный цвет граната — идеально оттеняет мою кожу. Благодаря кружеву платье обнимает мою талию и бедра, а короткая юбка удлиняет ноги.

Я поворачиваюсь, любуясь собой и удивляясь тому, насколько я изменилась. Моя первая мысль — реакция Закари, и я чуть не подпрыгиваю, когда Камилла смеется и говорит: — Не могу дождаться, когда увижу лицо Закари Блэквуда, когда он увидит тебя.

А Роза злобно хихикает. — Это будет лицо века.

Камилла с нетерпением кивает.

— Епископ Блэквуд наконец-то сломается. — Она шевелит бровями в мою сторону. — Ну же, Тео, сбрось трусы, девочка. Разве ты не хочешь немного свести его с ума?

— Вы двое такие незрелые, — говорю я.

Но когда позже мы отправляемся на вечеринку, на мне нет нижнего белья.

Когда он наконец-то видит меня, Закари не дает мне и трещины на лице, не говоря уже о трещине на лице века. Он просто поднимает бровь и наклоняет голову, словно задавая немой вопрос.

Я поднимаю свой бокал за него через толпу. На этот раз вечеринка проходит в часовне — один из Молодых Королей, должно быть, дал солидную взятку, чтобы заполучить ключ.

Кажется, что немного кощунственно напиваться и танцевать под громкую, пульсирующую музыку под пустым взглядом статуй святых, освещенных свечами, но это, похоже, никого не останавливает.

Камилла тянет меня за собой, и я теряю Закари из виду.

— Забудь о нем! — кричит она мне в ухо сквозь музыку. — У него все равно палка в заднице. Давай найдем симпатичных мальчиков, с которыми можно потанцевать.

Я неохотно следую за ней и пользуюсь возможностью сбежать, когда замечаю, что на алтаре скопились напитки. Там я натыкаюсь на громадную фигуру и смотрю в пару узких темных глаз.

— Привет, — говорит Яков Кавинский.

— Привет, Яков. — Я опускаю взгляд. — Что будешь?

— Водку, — говорит он. Он протягивает мне бутылку. — Хочешь?

— А с чем ты ее смешиваешь?

Он смеется, но не отвечает, как будто я только что рассказала анекдот.

— Ты просто пьешь ее?

Он пожимает плечами. — Ты не хочешь?

— Дай мне бутылку.

Он дает мне ее, и я пью, а потом с гримасой отдаю ему бутылку обратно. — Боже, какая гадость.

— Да. — Он ухмыляется.