— Видишь? Ты меня даже не узнаёшь.

Он покачал головой.

— Это плохая идея.

— Весь риск на мне, — бросила я, поднимая окно.

А затем включила передачу и отправилась навстречу свободе.

Проехав около часа, я увидела, что звонит мама. Очень хотелось просто проигнорировать, но я знала, что она не отстанет и будет наяривать, пока я не возьму трубку. А если не дозвонится, то начнёт паниковать и поднимет на уши дорожную полицию. Последнее, чего мне сейчас хотелось, — это чтобы в интернете появились фото, на которых звезду кантри Пикси Харт тормозит патрульный.

— Алло?

— Келли Джо Салливан! Как ты могла?!

— Доброе утро, мама. Как спалось?

— Не уходи от темы! Ты ускользнула из дома, как в шестнадцать лет!

— Ну, тогда я сбегала по клубам, а сейчас просто еду в отпуск.

— Вагс сказал, что ты уволила охранника.

Чёртов Вагс.

— Он мне не нужен.

— Ну, тогда не прибегай ко мне с плачем, когда на тебя нападёт чёрный медведь. Я же говорила тебе про своё видение?

Я закатила глаза.

— Да.

— Повторить?

— Не надо.

— Потому что ты знаешь, что у меня есть Дар, как у тётушки Сисси.

— Знаю.

— И видение было очень чёткое: огромный чёрный медведь возвышается над тобой, собираясь разорвать тебя в клочья и слопать до последней крошки!

— Мама, обещаю, если увижу медведя, побегу в другую сторону.

— Нет! Это самая большая ошибка! Я прочитала: надо спокойно отступать. Если не получится — расправить руки, казаться больше, шуметь, хлопать в ладоши.

— Казаться больше? — переспросила я. При моём-то росте в метр пятьдесят семь, даже если я волосы начешу, выше не стану. — Сомневаюсь, что получится.

Она тяжело вздохнула.

— Кевин будет в ярости, знаешь?

— Разберусь с ним, когда вернётся.

— Вот возьму да приеду и выпарю тебя за то, что заставила меня волноваться! Я прям чувствую, как у меня новые морщины появляются! А твой отец вообще места себе не находит!

С каких это пор? — подумала я.

— Он хочет с тобой поговорить. Сейчас передам трубку.

— Нет, не надо! Мне пора…

— Келли Джо? Это ты, орешек?

Я стиснула зубы.

— Это я, папа.

— Вот стою, завтракаю и вспоминаю, как мы с тобой вставали по утрам и готовили вафли для мамы и Кевина. Такой бедлам устраивали.

Он рассмеялся, и я на мгновение увидела перед глазами нашу крошечную жёлтую кухню в доме, где я выросла. Разлитое тесто на столешнице. Сироп липнет к пальцам. Уют. Безопасность. Любовь. До того, как…

— Помню.

— Ты уже подписала новый контракт с PMG, орешек?

— Пока нет. Думаю.

— Это хороший контракт. Много денег. Чего тут думать?

— Я хочу больше творческой свободы. Работать с разными продюсерами, с женщинами в том числе. Записывать свои песни.

— Но лейбл лучше знает, орешек. У них опыт. Тебе стоит делать то, что они говорят.

Что-то тёмное внутри меня зашевелилось — не предложили ли они отцу денег, если он убедит меня согласиться на их условия?

— Папа, мне нужно сосредоточиться на дороге. Увидимся через две недели.

Если ты вообще останешься в городе.

Не дожидаясь возражений, я сбросила вызов и включила режим «Не беспокоить».

Поездка заняла у меня почти двенадцать часов, но, когда я добралась до своего нового дома на ближайшие пару недель, солнце ещё не село. Это был уютный шале в форме буквы «А», спрятанный глубоко в лесу, без единого соседа в поле зрения.

Я была в восторге. От уединения, от мягкой погоды, от четырнадцати дней свободы. Скинув бейсболку, встряхнула волосы и выпрыгнула из минивэна. Восторг переполнял меня — за всю дорогу я остановилась всего трижды: один раз на заправке, один раз за сэндвичем, и ещё раз — на фермерском прилавке за свежими овощами. И ни разу меня никто не узнал.

Закружившись на месте, я глубоко вдохнула, впитывая всё вокруг.

Воздух пах сырой землёй, опавшими листьями и чем-то терпким, травяным — вроде одуванчиков, которые в детстве мы считали цветами. Я раньше собирала целые охапки этих жёлтых «букетов» на пустыре возле дома и приносила их маме. Бедняжка всякий раз ставила их в стеклянную банку с водой, как будто это действительно были розы.

Сам домик был маленьким: фасад выкрашен в цвет мха, а крыша, спускающаяся до самой земли, тёмно-оранжевая. Перед ним раскинулся деревянный крыльцо, на одной стороне которого стояли два качающихся кресла, а на другой — большой цветочный горшок.