Шрифт:
А волки? В гугле пишут, что в Мичигане есть волки. И какая-то серая крысиная змея.
Я передёрнулась. Серая крысиная змея?
Звучало отвратительно. Стоит ли загуглить, чтобы понять, с чем я имею дело? Я уже собиралась набрать запрос в телефоне, но передумала — лучше не знать.
Я распахнула дверь, вышла на крыльцо и осторожно осмотрелась по сторонам в поисках чего-нибудь ползучего. Когда передо мной вдруг приземлилась маленькая коричневая птичка, я взвизгнула. Птица вспорхнула и улетела, а я рассмеялась над собой.
Затем сделала кучу селфи, выбрала лучший снимок и выложила его для своих почти четырёх миллионов подписчиков.
Благодарна за солнце на своём лице.
Спрыгнув с крыльца, я заметила тропинку, ведущую вглубь леса, и двинулась по ней лёгким шагом. В наушниках играли мои любимые песни — винтажный и современный кантри в исполнении только женщин. Легенды, иконы, крутые девчонки. Я потела на солнце, но старалась впитывать их уверенность, их силу, их свободу.
На самом деле, критика в мой адрес задевала меня сильнее, чем я показывала.
Я ненавидела, когда меня называли пустышкой из реалити-шоу, поп-кантри без души, музыкальным продуктом. Я ненавидела, что позволила кому-то убедить меня, будто моё настоящее имя — слишком скучное. Я ненавидела, что в этой индустрии тебя заставляют быть брендом, а не просто музыкантом.
И я ненавидела ощущение, что становлюсь полностью выдуманной.
Я хотела снова почувствовать себя той девчонкой, что засиживалась по ночам, сочиняя песни под одеялом при свете фонарика, когда должна была уже спать.
Те песни что-то для меня значили. В них я прятала свою боль, делилась своей радостью, мечтала о самом сокровенном.
Я хотела, чтобы голос той девочки снова зазвучал.
Тропинка закончилась у реки или ручья, и, хотя я вся взмокла от жары, вода выглядела подозрительно зелёной и пугающей. В голове всплыли образы скользкой серой крысиной змеи, и я решила не рисковать. Купание отменяется. Развернувшись, я направилась обратно.
На обратном пути в голову вдруг пришла идея песни. Она была ещё не до конца оформившейся — всего лишь обрывки строк, размер три четверти и несколько аккордов, которые я раньше не использовала.
Я так взволнованно этим загорелась, что даже не стала вытирать пот, а сразу схватила гитару и лист бумаги. Набросала кое-какие заметки, а потом записала себя, пробуя новые аккорды и ритм. Это ещё было далеко от совершенства, но, когда я прослушала запись, мне понравилось. Хорошее начало.
Живот громко заурчал, напоминая, что я не ела почти восемь часов. К счастью, у меня было достаточно припасов — то, что я взяла из дома, плюс свежие овощи с фермерского прилавка. Этого вполне хватало, чтобы приготовить себе простую, но вкусную пасту. Даже бутылка вина нашлась. Завтра я съезжу в город и куплю всё необходимое.
Даже в душе я продолжала обдумывать текст, и пока смывала кондиционер с волос, мне вдруг пришли в голову идеальные строчки.
В панике, боясь их забыть, я выскочила из душа и, абсолютно голая, бросилась в гостиную.
И именно в этот момент обнаружила в своей гостиной бородатого громилу.
Глава 3
Ксандер
Девушка обладала впечатляющим голосом.
Она закричала так громко, что можно было подумать, будто я на неё с топором кинулся. (Кстати, я умею метать топоры, если что.)
Кроме того, у неё было чертовски горячее тело с шикарными формами, а длинные мокрые волосы облепили голую кожу, как лианы. Как только я успел сообразить, я развернулся и поднял руки, чтобы она не решила, будто я собираюсь причинить ей вред.
Но пронзительный визг не прекращался. Она рванула обратно в ванную и с грохотом захлопнула дверь.
А потом — тишина.
Если не считать того, что у меня в ушах звенело.
Я нерешительно повернулся и окликнул её.
— Келли Джо Салливан?
— Уходи!
— Меня зовут Ксандер Бакли, я…
— Я знаю, кто ты! Телохранитель! И я тебя уже уволила, так что вали отсюда!
Я подошёл ближе к двери, чтобы не пришлось кричать:
— Я не могу этого сделать.
Келли, в отличие от меня, продолжала орать:
— Почему?!
— Я дал обещание твоему брату.
— Какое ещё обещание?
— Что не уйду, как бы сильно ты ни старалась меня выпроводить.
— Чёрт бы его побрал, — пробормотала она, а потом громче: — Сколько он тебе платит, чтобы ты тут ошивался? Я заплачу вдвое больше, если уберёшься!