Вскоре соревнования закончились. Почти в каждой из пар выиграл один из кораблей. Помимо двух скандальных бирем, драку между собой затеяли еще две либурны. Их я тоже приказал снять с соревнований и отбуксировать в порт. Затем Евмен объявил победителей, мы раздали золотые статуэтки в виде скользящего по волнам корабля, а еще денежные призы в размере тысячи солидов. После этого я отправился со свитой обратно в Равенну.

Наступил полдень, теперь в амфитеатре начались бестиарии, то есть казнь преступников путем растерзания их дикими животными. Мне нужно было поторопиться, поскольку процедура тоже не могла начаться без моего участия. Поскольку по каналу проехать было нельзя, я возвращался в город по суше.

Для этого привезли мою императорскую колесницу, как и колесницы других знатных людей из моей свиты. Мы поехали в город, а Камилл, как и должно быть, стоял моим возницей.

Я искал Лицинию, но нигде не находил ее. Новия тоже исчезла. Только Валерия то и дело попадалась на глаза. Один раз, перед тем, как я еще выехал на колеснице, она тихонько приблизилась ко мне, пока ее жених разговаривал с комитом священных щедрот и прошептала:

— Ты ищешь свою молоденькую шлюшку, Момиллус? Так ведь она давно уже уехала с каким-то молодым советником. Наверное, уже вовсю трахается с ним где-нибудь в каупоне.

Она ядовито поглядела на меня, проверяя, насколько сумела меня задеть. Каюсь, но ее предположение неприятно поразило меня. Я и сам не заметил, как Лициния прокралась в мое сердце и заняла там особое место из всех тех женщин, что окружали меня.

— Да ладно? — недоверчиво спросил я, стараясь выглядеть равнодушным. — Ну что же, пусть так, у меня есть много других девушек, с кем можно достойно провести время. Что скажешь, Валерия, бросай своего глупого женишка и пойдем со мной, отпразднуем Квинкватрии.

— Ага, ты все-таки любишь ее, — сказала девушка, ревниво наблюдая за мной и женской интуицией безошибочно угадывая все, что творится в моем сердце. — Нет, я с тобой никуда не пойду, я больше не желаю, чтобы ты вертел мною, как тряпичной куклой. Оставайся сам с собой, я вовсе не хочу, чтобы исполнилась судьба, которая как-то приснилась мне в тех страшных снах, когда я спускалась в подземелье в твоем дворце.

— Ты верно говоришь, — ответил я. — Тебе лучше идти отсюда. Пусть хранит тебя Господь, обращайся ко мне, если тебе станет трудно.

— Это ты обращайся ко мне, если тебе будет трудно, — странно ответила Валерия и быстро ушла, тем более, что наш разговор затянулся и в нашу сторону начали поглядывать многие придворные.

И вот теперь я в одиночестве ехал на колеснице в Равенну, а Камилл осторожно правил ею, стараясь объезжать ухабы, хотя рессоры и так были резиновые. Вокруг скрипели колесами другие колесницы, а благородные дамы ехали в лектиках, паланкинах, которые тащили усталые рабы.

После полудня мы приехали в амфитеатр и уже на подъезде к высокому зданию я услышал, как внутри рычат львы и кричат люди, осужденные на казнь. От этих звуков кровь застывала в жилах.

Возле амфитеатра собралась огромная толпа. Надо полагать, это те, что не смогли пробраться внутрь и остались снаружи. Народ напирал на решетки и старался проникнуть за забор, чтобы поглядеть, что творится внутри. Надеюсь, для меня там оставили местечко.

Про императора, конечно же, не забыли. Больше того, казнь не начинали, потому что ждали, когда я приеду и прикажу начать процедуру.

— Мне обязательно туда ехать? — спросил побледневший Алетий, подойдя ко мне перед тем, как мы въехали в амфитеатр. — Император, я человек с тонкой и чувствительной душой, пожалуйста, избавьте меня от этого зрелища.

— Я был бы рад и сам отсутствовать, но мое присутствие обязательно, — ответил я. — Ну, а вы можете нажать, я вам разрешаю. Займитесь делами науки и образования для народа, может быть, вы сможете воспитать из юных римлян более просвещенных и гуманных граждан. И тогда такого рода казни не потребуются.

Поскольку медлить больше было нельзя, я отпустил Алетия и еще нескольких чиновников во дворец, а сам въехал в амфитеатр. Люди при виде меня отнюдь не разразились приветственными криками, наоборот, они молчали и едва слышно хлопали.

По арене круг почета сделать было невозможно, поскольку она изменилась до неузнаваемости. Теперь арена была огорожена решетками, а в покрытие вбили столбы. К столбам привязали мужчин и нескольких женщин, которые кричали от ужаса, а в глубине амфитеатра, там, где находились другие выходы, теперь согнали различных хищников: львов, леопардов, тигров, волков и медведей.

Звери пока что тоже были привязаны к решеткам и бесновались в своих клетках. Зрители, что находились рядом с этими клетками, подходили и наблюдали за животными издали, а те, приученные уже к человеческому мясу и специально натасканные нападать на людей, кидались на решетки и старались вырваться на свободу. Зрители наблюдали совсем немного, а потом отходили, испуганные свирепостью хищников.