Освободившись уже ближе к ночи, Ворон заскочил за Барстом, который в компании новых друзей хвастался своим каменным лбом, и отправился в таверну к ожидающим их Агнет и Ларону. Наемник не сомневался, что первым, что он услышит, будет недовольство девушки, что они так задержались. Сегодня у Ворона было хорошее настроение, и он был благосклонно настроен даже к ворчанию Агнет. Однако он точно был не готов к тому, что увидит, переступив порог таверны: Ларон, который, прикрывая незнакомую девушку, пытается увернуться от ударов каких-то молодчиков, и Агнет, на полу среди разбросанной мебели, с кровью на лице и стоящим над нею пареньком. А уж "чудесные" угрозы, которые лились из уст последнего и вовсе привели Ворона в состояние крайнего гнева. Но пока он себя контролировал.

— И чем вы тут занимаетесь? — громко поинтересовался он и, мгновенно оказавшись за спиной паренька, вцепился ему в загривок, запрокинув голову. — Нехорошо поднимать руку на женщину, — процедил наемник, заламывая шею юноше еще дальше. Тот завопил похуже девчонки. Его друзья тут же оставили Ларона в покое и кинулись на помощь, но в дело вступил Барст, легко подхватив с пола тяжелую скамью и отправив ее в полет. Вся пятерка мигом оказалась на полу, сбитая столь массивным снарядом. Судя по хрусту костей, этим юным пьяным созданиям хорошо досталось. Так и надо.

— Ты меня слышал? — повторил Ворон, обращаясь к тому пареньку, которого держал. — Да хватит ты визжать, как девка!

Юноша вмиг присмирел. К нему явно вернулась потерянная храбрость, потому что он нагло заявил:

— Отпусти меня, мерзкая тварь! Как ты посмел касаться меня! Знаешь, кто я?

— Ну и кто же? — очень недобро поинтересовался Ворон, который ненавидел таких прожигателей жизни и сынков лордов. Выросший в сиротском приюте и первую половину жизни пробиравшийся по трущобам Рестании наемник терпеть не мог всех, кто кичился своим высоким положением, пользуясь им, чтобы прикрыть свои преступления и свое поведение.

— Я сын градоправитель Оденера! — выпалил паренек, подтверждая подозрения Ворона. — Вы все отправитесь на эшафот! А тебя мой отец вздернет на ближайшем суку, а твои глаза скормит воронам.

— Будет иронично, — хмыкнул наемник, едва сдерживая себя. — Но мне плевать, кто ты.

Краем глаза оборотень заметил, что местные пытаются приблизиться к нему: конечно, ведь градоправитель не будет разбираться, кто навредил его сыночке, он накажет всех. И люди, боясь и ненавидя этого щенка, все равно пытались его спасти, чтобы избежать еще худшей участи.

Поднявшаяся с пола Агнет вдруг взмахнула рукой, и таверну окутало пламя. Сине-голубой огонь горел на столах и стульях, очерчивал на полу линии, отрезавшие четверку и паренька от всех остальных. Однако это пламя не причиняло никакого вреда ни мебели, ни людям.

— Если кто-то захочет на нас напасть, то огонь станет настоящим, — пригрозила Агнет, катая на ладони шар такого же пламени. Вмиг оно стало привычно желтого цвета и прожгло стену, в которую девушка его отправила. Это подействовало на присутствующих, и они отступили.

Ворон вернулся к пареньку, который все так же пытался безуспешно вырваться.

— Знаешь, твой отец не ото всего может тебя спасти. А девушек все же обижать нехорошо. Вот так, — он развернул паренька и с силой двинул ему в живот. Тот подавился вздохом и заскулил. — Вот так больно, когда тебя бьет тот, кто сильнее.

Ворон проницательно глянул на девушку в разорванном платье, которую продолжал опекать Ларон и добавил:

— И насиловать женщин нехорошо.

— Да пошел ты!

Ворон зло усмехнулся и, легко скрутив, положил этого сопляка грудью на ближайший не перевернутый стол. Пряжка ремня громко щелкнула в тишине таверны. Никто не посмел двинуться, когда Ворон замахнулся и опустил руку, оставив на нежной коже ягодиц паренька красную полосу.

***

Из города уходили сразу же. Молча. Только когда они вышли за ворота (пригрозив стражникам, чтобы открыли), Барст посетовал на маленький размер драки. Не успела разгуляться орочья душа. Ларон печально вздыхал — наверняка сетовал на людскую жестокость. А Агнет смотрела на Ворона уважительно-одобрительным взглядом. Он отвечал ей тем же.

— Хороший фокус с пламенем.

— Хороший воспитательный прием.

Тут же проснулся от своих дум Ларон.

— Зачем было так… показательно? — тихо спросил он.

Ворон гадко усмехнулся.

— Чтобы знал, что не всесилен. Избалованных трусов только так учить. К тому же ему теперь не будет житья в городе, в котором его прилюдно унизили и выпороли, как провинившегося мальчонку. Сложно бояться того, над кем насмехаются.

— А если здесь река, то как люди ее переходят? Мама говорит, Асдель глубокая.

— Переправляются на лодках, — ответил Дарес на пятьдесят седьмой вопрос сына. Не то что бы он считал — ему нравилось возиться с Рики. Тем более выбраться к семье удавалось редко — в отсутствии Валема и… Рэлина Даресу приходилось труднее. Несмотря на общую веру, его окружение вовсе не было его друзьями. Это были противники, которые тоже желали власти, тоже хотели большего. Они ждали, когда он покажет слабину, когда чуть отпустит силки, которыми держал их. Но при этом они продолжали поддерживать его решения. Некоторые. Дарес прекрасно знал правила этой игры: он стал Верховным паладином не только своими силами. И если его действия чем-то не понравятся сильнейшим из паладинов, они могут его сместить. Дарес помнил о судьбе первого Верховного паладина, Шелиаса де Лантара, который многое сделал для Ордена Света, но в итоге сгорел на костре, который ему разожгли его собственные братья по вере. Всегда надо учитывать мнение окружающих, но при этом не давать им много воли. Контролировать, но не давить. Эта тонкая грань позволяла удержаться у власти, и пока Даресу удавалось это. Однако события последних месяцев лишили его привычного холода разума и спокойствия души. Он едва справлялся с собственными эмоциями и чувствами, а ведь надо было держать в узде и чужие. В общем, дел у него было много, и сил он на них тратил также немало. Единственной его отрадой стала семья. С каким счастьем он целовал Найли, обнимал Рики — они стали его лучиком света в этом царстве тьмы. От Валема не было вестей, боль от смерти Рэлина не давала дышать, и когда становилось совсем невыносимо, Дарес сбегал в свой особняк в Рестании, где зимовала его семья. Здесь он находил желанный покой. Найли и Рики стали его целителями. Он до сих пор помнил один свой разговор с сыном, который многое прояснил в его мечущейся душе.