Шрифт:
Это его не останавливает.
Даже не замедляет.
Его палец упирается сильнее, прорывается внутрь, пока мои губы не размыкаются.
Проникает глубже, касаясь языка.
Пульс рвано взмывает вверх.
Страх и что-то ещё, тёмное, неназванное, сталкиваются внутри меня с грохотом бури.
— Соси.
Мир кренится.
Я не ослышалась?
Маска снова наклоняется, и из-за пустых глазниц, скрытых тенью, веет тьмой.
— Соси, — командует он снова.
Голос низкий.
Требовательный.
Я не думаю.
Просто подчиняюсь.
Меня трясёт.
Но я обхватываю губами его палец, затягиваю его внутрь.
Он медленно двигает им, скользя по языку, обводя его размеренно, дразняще.
Контроль.
Это всё игра в контроль.
И я проигрываю.
Я ненавижу, как моё тело предаёт меня.
Как разум вязнет в страхе и в чём-то ещё.
Чём-то, что клубится внутри, опасное, липкое, незваное.
Он играет.
И я знаю.
Он не собирается меня убивать.
Ему нужно другое.
Куда более страшное.
Его палец двигается внутри моего рта, медленно, почти лениво, но с неприкрытым намёком.
Будто это не палец.
Будто это нечто другое.
Я жду, что эта больная игра закончится, когда он вынимает его.
Но вместо этого на его место приходят два толстых, татуированных пальца.
И что-то в самой глубине меня содрогается.
Чёрт.
Он не останавливается.
Не спеша, но настойчиво он двигает пальцами, раздвигая мои губы, проникая глубже, быстрее.
Я давлюсь, чувствую, как слюна стекает по его коже, капает на мой подбородок.
— Хорошая девочка.
Чёрт.
Гнев.
Шок.
Стыд.
И ещё что-то, что я отказываюсь признавать.
Я слышу эти слова, чувствую, как пальцы скользят из моего рта, влажные, блестящие.
А потом он просто лениво стирает их об мои губы.
Будто это было всего лишь игрой.
А потом его рука исчезает с моего горла.
Он делает шаг назад.
На мгновение мне кажется, что он уходит.
Облегчение пронзающим холодом пробегает по моему телу, выжигая остатки адреналина.
Но внезапно его рука снова врезается в моё лицо, хватая меня за подбородок с такой силой, что я чувствую, как завтра на коже останутся синяки.
Он наклоняет мою голову вверх, вынуждая смотреть.
И чёрная злоба за маской проникает в самую глубину моей души.
— Ты будешь молчать, — говорит он ровным, тихим голосом. — Если нет… я найду тебя. И в следующий раз я не буду таким… милосердным.
Угроза висит между нами, тяжёлая и неоспоримая.
Я киваю.
Не могу доверять своему голосу.
Я хочу верить, что просто уйду.
Что забуду.
Что вытру из памяти кровь, тела.
То, как он заставил меня почувствовать себя ничтожной.
Не просто жертвой.
Игрушкой.
Своей игрушкой.
Он отпускает меня.
Я отступаю, прижимаюсь к стеклу, дрожа, хватая ртом воздух.
А он просто разворачивается и уходит, исчезая в тенях, так же, как появился.
Всё кончено.
Я всё ещё дрожу, когда, наконец, отталкиваюсь от окна, ноги не слушаются, но я заставляю себя двигаться, покидая офис.
Осознаю, что прошла прямо по телам только на третьем этаже.
Сознание просто вычеркнуло их.
Или, может, оно было занято чем-то другим.
Что-то внутри меня ломается, когда я выхожу на улицу.
Свежий ночной воздух не помогает.
Сердце всё ещё бешено колотится, кожа помнит его хватку.
Город спит.
Но я не могу думать ни о чём, кроме него.
Человека в маске.
Монстра, который мог меня убить… но не сделал этого.
Почему?
Меня пронзает холодная, жестокая дрожь.
Я натягиваю капюшон, кутаясь в него, и бросаю взгляд через плечо, прежде чем ускорить шаг к машине.
Каждая тень кажется угрозой.
Каждый звук — эхом страха.
Я дрожу, когда, наконец, сажусь в машину, с трудом попадая по кнопке, чтобы запереть двери.
Тишина в салоне давит, но только здесь я чувствую себя в относительной безопасности.