Шрифт:
Допив чай, Вероника собралась уходить. Вечером к её свёкру должен прийти тот самый долгожданный поэт. В прошлом он служил в Военно-морском флоте, а дедушка Вероникиных детей тоже был военным. Этих двух офицеров в отставке по воле судьбы скрепляла многолетняя дружба. Вероника подготовила стихи, которые были написаны ею ещё до больницы, и заторопилась на встречу ветеранов.
Попрощавшись с Людмилой, девушка пешком пошла к дому свёкра. Анита Францевна встретила её с улыбкой. Вероника разделась и вошла в гостиную. За накрытым столом, вспоминая службу и, конечно, свою молодость, сидели седые, но ещё бравые и крепкие, хоть и в отставке, офицеры. А, как известно, бывших офицеров не бывает. Свекровь подавала закуски, и рюмочки регулярно наполнялись дорогим армянским коньяком. Веронику попросили сесть за стол, так сказать, разбавить мужскую компанию. Смущаясь, она присела. Рядом положила тоненькую тетрадь со стихами.
Гость в это время рассказывал, как группу литераторов, которую он возглавлял, потчевали в монастыре. Вероника пропустила, в каком, но перечислением блюд просто заслушалась, так образно они были описаны. Потом гость попросил Веронику почитать свои стихи. Она очень волновалась…
* * *
Я по крышам домов шагаю, Сажи чернь отряхну с копен, Проводами я помогаю, Мне полезен порою их плен. Звук мотора рычит в моём сердце. Тормозной уже пройден путь, Я уже у заветной дверцы… «Всё, что тянет назад, — забудь!» Бабье лето, бабье лето — Сокровенные слова… Бабы строже бабьим летом — Не кружится голова. Зреет радостно рябина. Сняты многие табу. Мы мудрее, есть причина. Не пеняем на судьбу. Не пусты пороховницы, И в глазах горят огни, Знают ведьмы-чаровницы, Чем опаснее они. Опалённые пожаром. Закалённые трудом. Бабьим летом мы недаром Думаем о молодом.* * *
Я вернулась, вновь хлопнула дверью Зачеркнула ненужный роман. Сохранить хочу сердце и душу, Не цепляет набитый карман. За свободу плачу я по счёту, И претит мне другая судьба. Нет замены мечте и полёту — Всё по жизни решаю сама. * * * Новый год через час наступает. Вместо снега на улице дождь. Слёзы льёт и прощения просит Старый год, много мне не донёс. Не донёс мне пути-дорожки, С милым счастье идти под венец… Может быть, это тяжкая ноша? Потерял по дороге, стервец? Пахнет елкой, и полны бокалы. Конфетти на полу, словно снег. Ну, входи же быстрее, обманщик, Обещай мне любви навек! * * * В Калифорнии розы цветут… А у нас набухают лишь почки И дожди чередою идут, Воробьи на асфальте как точки. Я желанье в себе погашу Первым рейсом исчезнуть из Риги, Пропустить не хочу я весну. Как футбольный финал Первой лиги. Цвет сирени мазком на холсте Нарисую, озвучу всех птиц я И в конверте отправлю тебе — Пусть весенняя Рига приснится. * * * Рижская маршрутка, жду тебя, карету, Двадцать за билетик, я куда-то еду. Тайным соглашением, как в суде решение. Номер у маршрутки — наше направление. Надышали дружно, окна все в тумане. ОРЗ и насморк — у меня в кармане. Словно спотыкаемся, остановок точки… Робко улыбаемся, здесь мы вроде гости. Коллектив наш временный, не прощаясь, тает. Выходя, друг друга быстро забывает. * * * Чёрно-белые оттенки, я в берёзовом лесу… Я остатки чёрной жизни здесь под снегом хороню. Разжигаю на могиле пламя алого костра: Пусть сгорят мои печали в слезах снега навсегда. Пусть зола в обнимку с ветром разлетится по земле. Может быть, тогда навеки я забуду о тебе. Может быть, сотрётся память, клавиш белых лишь мотив Зазвучит в мажорной гамме и весной споёт мой стих. Сквозь берёзовые листья лезет иглами трава. Зелень свежей, новой жизни открывает мне глаза. И берёзы, как подруги, в хоровод меня берут. Новым танцем завершаю старой жизни чёрный круг. * * * Солнца луч сквозь жалюзи прищурился. Дотянулся до подушки — лёг, как любовник. В волосах запутался и. целуя, шепчет: «Я любви осколок для тебя сберёг. Ты проснись, встряхни года, как капельки Утренней чувствительной росы. Не старуха ты на паперти. Забирай любовь, а не проси. И не надо думать то, что кончилось Всё, чем молодость безумная полна. Жизнь как море, вечное движение. Набегает новая волна».Вероника закончила читать и с вопросом в глазах, затаив дыхание, ждала оценки мэтра. Анатолий Михайлович взял тетрадь и стал внимательно читать стихи. В комнате повисла тишина. Потом он отложил тетрадь в сторону и произнёс:
— Вероника, не буду отрицать, что ты — начинающий поэт. Конечно, нужно работать над рифмой, исключить глагольные, типа «забрал», «прибрал», «собрал». Ритм кое-где страдает. Но это поправимо. Приходи к нам в «Русло» на занятия, будешь слушать других поэтов, читать свои стихи. Лучшие мы печатаем а одноимённом альманахе. Нужно заниматься, как говорят: «Тяжело в учении, легко в бою!» Придёшь?
— Обязательно? Спасибо, что нашли для меня время, — взволнованно ответила Вероника. — Когда проходят литературные собрания?
— По воскресениям. В Русском доме. Буду ждать.
Этот день стал точкой отсчёта её новой жизни. Сон, который она видела, постепенно сбывался. Да, надо было опять учиться, и учиться не только секретам поэзии, но и живописи. А параллельно ходить на курсы в турфирму, чтобы как-то зарабатывать деньги на жизнь. Но Вероника не унывала. Бег с препятствиями — такой ей показала себя судьба. И она не хотела сдаваться. Она почувствовала спортивный азарт. И хоть, образно говоря, она была только на старте, но мысленно сбрасывала с себя больничные тряпки и старые тапочки, в которые её обрядили при первом визиге в Центр психического здоровья.
«Я не сумасшедшая? Я будущая художница и поэтесса», — так про себя думала Вероника. И внутренний голос разделял её уверенность в своём будущем: «YES! Вероника! YES!»
…Посещение литературной мастерской «Русло» давало свои плоды, и стихи Вероники стали регулярно печатать в альманахе. Она впитывала в себя поэтические формы и чёткость рифм. Часто на литературных встречах выступали барды. Их песни под гитару зачаровывали Веронику. В коллективе «Русла» собирались поэты и писатели разного возраста. Но в большинстве это были зрелые люди даже участники Великой Отечественной войны. Слушать и читать произведения ветеранов войны было особенно интересно. Они были очевидцами страшных событий и писали о них. «Молодёжь» (так называли Веронику и тех, кто был чуть старше или младше) в основном писала о чувствах, о любви к своему городу, о природе. Анатолий Михайлович был самым плодовитым поэтом. Его стихи о моряках и море нескончаемым потоком лились на страницы всё новых и новых поэтических сборников.
Участники литературной мастерской дружно отмечали все праздники в месте, где нашли приют многие русские организации. Мероприятия проводились в Русском доме, основателем которого был Михаил Гаврилов. Он буквально по кирпичикам перестроил старое здание бывшей прачечной больницы. А потом его начали заселять разные творческие организации: русская писательская организация Латвии «Русло», ансамбль «Кривичи», хор «Перезвоны», «Театр Сна»… Тут собирались блокадники, старообрядцы и другие — более семидесяти коллективов.
Праздники отмечались весело, с застольем, под гитарные переливы бардов и новые стихи поэтов. На одном из таких мероприятий к Веронике подошла молодая поэтесса, Лена, и спросила её:
— А почему бы тебе не выпустить сборник своих стихов?
— Я ещё не готова. У меня мало написано стихотворений. И над многими ещё надо поработать, — ответила Вероника.
— А я уже отдала свои стихи в типографию. Скоро выйдет книжка, — с гордостью похвасталась Лена.
— Рада за тебя.
Вероника задумалась. Как бы было хорошо выпустить сборник стихов, который она сама бы проиллюстрировала. Картин у неё накопилось достаточно.