— А вы с Андреем что-то планировали у него за спиной? — Я делаю круглые глаза, как будто эта мысль только что впервые посетила мою голову и повергла в шок. — Мария Юлиановна, поражаюсь вашей смелости — у Юрия Степановича репутация человека с тяжелым характером, я бы не рискнула оказаться у него на карандаше. Поэтому примите мое искреннее восхищение.

Мать Андрея всегда казалась мне слишком жадной, чтобы воспринимать всерьез ее попытки плести интриги. Она так хотела сразу все и желательно еще вчера, что совершала самые типичные ошибки торопящегося человека — не подстраховывалась, не подчищала хвосты, не успевала состряпать хотя бы мало-мальски приличное алиби на случай, если выйдут на ее след. Поэтому я никогда всерьез не воспринимала ее угрозы, а сейчас тем более не собираюсь реагировать на это уже совершенно беспомощное скрипение зубами.

— Думаешь, ребенок тебя спасет? — Юлиановна подается ко мне, обдавая густым и горьким запахом своего парфюма. Он как будто точно скроен под это мероприятие и под его «виновника» — такой же ладно скроенный, прилизанный, но абсолютно фальшивый. Запах, который запросто мог оказаться на складе подделок из всем известных арабских стран, хотя, конечно, она бы не опустилась до такого уровня. — Я носила Андрея девять месяцев, родила рожала его двадцать семь часов, а потом до двух лет кормила грудью. Я знаю своего сына, тварь, и я знаю, что ублюдок в твоем животе не может быть от него.

То, что она была в курсе об «увлечениях» Андрея, я знала еще до того, как устроилась в офис «ТехноФинанс». Достаточно было просто понаблюдать за ними со стороны, чтобы увидеть «особенную» связь сыном-подкаблучником и мамашей-генеральшей. Думаю, ей было даже на руку знать о его «слабостях» — человеком, которому есть что скрывать, всегда проще манипулировать, особенно когда скрывает он собственную слабость.

— Два года не могли оторвать Андрея от сиськи? — Я продолжаю изображать удивление. — Что ж, это многое объясняет.

Не знаю, на что она рассчитывает. Запугать меня пустыми словами, которые никак не может доказать?

— Мария Юлиановна, пообщаться с вами было как всегда очень интересно. — Я намеренно использую именно это слово. — Но сейчас мне нужно уделить внимание последним приготовлениям, чтобы все прошло гладко — Андрей этого заслуживает. А вам на всякий случай хочу сказать, что у охраны есть список людей, которых я посчитала потенциально опасными. Например, желающими утроить скандал на людях или поглумиться над урной. Ваше имя там тоже есть. Вспомните об этом, если вдруг решите закатить истерику или толкнуть провокационную речь.

Еще год назад меня бы в некоторой степени порадовал вид ее перекошенного от бессильной злобы лица, но сейчас я почти ничего не чувствую. Как будто отогнала от себя тявкающую собачонку.

Основная часть приглашенных начинает сходиться за десять минут до начала.

Я держу нейтральное лицо: еще раз принимаю соболезнования, выслушиваю какие-то длинные пафосные речи от людей, чьи лица мне не очень-то и знакомы, и не забываю сопровождать каждое свое «спасибо» репликой о том, что боль утраты еще долго меня не покинет. Это просто слова, такой же необходимый атрибут сегодняшнего театрального представления, как и траурные бутоньерки.

Угорич тоже приходит, и судя по тому, как старательно Оксана делает вид, что меня в этом пространстве не существует, она снова испугалась и раздумала пытаться упечь его за решетку. Ну и, видимо, жена ее любовника Санина, нашла очень убедительные аргументы, почему муж должен завязать со своим маленьким увлечением и вернуться в семью. Не удивительно — женщина на грани развода либо рвет сразу и быстро, либо включается в бесконечный цикл «метаний», и Оксана с самого начала не производила впечатление женщины, способной на решительные действия. Но ее тяжело винить, когда рядом такой садист и тиран. Странно, что вообще нашла в себе силы принести мне те документы.

Почли сразу после Угорича появляется Новак в компании дочери. Сергея с ними нет. Я сразу обращаю внимание лицо Новака, когда чувствую на себе пристальный взгляд. До того, как обменяться официальными приветствиями он явно хочет сказать, что информация насчет его дочурки и донора спермы ему явно пришлась не по душе. И вот первый звоночек — Наратова отлучили от семьи, обрубили возможность торговать лицом рядом с влиятельным тестем. По скисшей физиономии Илоны понятно, что ей папина инициатива не понравилась, но она слишком зависима от его денег, чтобы открыто бунтовать. Когда Новак, благодаря мне, получит железобетонный козырь против зятя, Илоне точно так же придется «проглотить» требование о разводе, а потом она послушно, наученная горьким опытом, выйдет замуж за того, на кого укажет безапелляционный отцовский выбор. И Наратова забудет самое большее через пару месяцев, даже если сейчас думает, что жить без него не сможет. Так устроен этот мир.

— Валерия Дмитриевна, — Новак двумя руками по-отечески пожимает мою ладонь, — еще раз, примите мои искренни соболезнования. Это огромная утрата для всех нас.

— Андрей заслуживал долгой и счастливой жизни, — отвечаю я, не особо маскируя, что озвучиваю одну из заранее придуманных заготовок.

Когда персонал, по моей отмашке, начинает приглашать гостей занять места, я еще раз окидываю взглядом зал. Шутова нет. Я заметила бы его белобрысую голову даже с завязанными глазами.

— Все готово, Валерия Дмитриевна, — шепотом говорит моя умница помощница.