— Совсем забыла… — Она останавливается уже около плотной занавески, которая закрывает вход в эта маленькую частную комнатку. — Кузнецова вернулась. Подумала, будет лучше, если ты узнаешь об этом от меня.

Окурки в пепельнице вдруг становятся ужасно притягательными, как мои любимые копеечные фруктовые леденцы.

— Правда, я слышала, только на похороны матери.

Неудивительно. Когда три годна назад умер отец Оли — она ограничилась каким-то постом в соцсети, когда в прошлом году на машине разбилась ее бухая сестра (прихватив на тот свет ни в чем не виноватую семью из трех человек), Оля вообще проигнорировала эту «трагедию». Но мать всегда была для нее особенным человеком. Хотя, честно говоря, я был уверен, что Оля не вернется даже, чтобы провести ее в последний путь.

— Есть еще какие-то распоряжения? — елейным тоном интересуется Дина, и мы оба прекрасно знаем, какие именно распоряжения и на чей счет она имеет в виду.

— Нет. Больше никаких распоряжений. Найди мне зацепку на Шубинского, остальное не интересует.

Хоть это и ебучее вранье.

— Паша, ты не знаешь, что случилось? — спрашиваю водителя, которого прислал за мной отчим, кутаясь в легкий кардиган, слишком не по погоде для осени в моих родных краях.

Парень — Паша, мой друг детства — слишком выразительно молча пакует мои чемоданы в багажник. Я успеваю забрать одну дорожную сумку, потому что в ней мои личные вещи и подарки, без которых никогда не прилетаю в гости. Обычно привожу брендовый наряд для младшей сестры и дорогой гаджет для брата, но в этот раз пришлось ограничиться простыми сувенирами.

Господи, стыд какой.

Я на секунду прикрываю глаза, как будто это поможет спрятаться от того насмешливого взгляда, которым продавец в фирменном бутике «Луи Виттон» возвращала мне карту. Он до сих пор меня преследует, даже здесь, на другом материке.

«Операция отклонена, мисс. Ваша карта заблокирована. Возможно, у вас есть другая?»

Заблокированными оказались все три моих карты.

Кроме четвертой — личной, на которой я храню небольшие средства для оплаты в кафе или маленьких магазинчиках разной мелочевки. По странному стечению обстоятельства, именно эту карту открывала я сама, в отличие от остальных, выписанных на мое имя отчимом.

Но, когда я в панике начала звонить и требовать объяснений, он, вместо объяснений, приказал немедленно возвращаться домой. Первым же рейсом.

— Паш? — пытаюсь обратить на себя внимание, но водитель словно в рот воды набрал.

Приходится поймать его за локоть, когда открывает заднюю дверь, чтобы помочь мне сесть.

— Я чувствую себя надзирателем, — пытаюсь добавить немного шутки в его напряженное отмалчивание, потому что это мой универсальный и единственный способ справляться с паникой. — Что случилось, Паш? Меня не было всего полгода.

Он все-таки поднимает взгляд, пытается сделать вид, что все в порядке и его хмурое лицо — это личное, не имеющее ко мне никакого отношения. Но мы практически провели детство под одной крышей, потому что его мама работала личной медсестрой моего отца и вместе с Пашкой жила в доме для персонала.

Если я и знаю кого-то лучше, чем самого себя, так это Пашку.

— Ну хватит, — приходится немного повысить голос, хоть я терпеть не могу быть стервой. Отец любил говорить, что вырастил домашнюю неуклюжую совушку, и что гордится тем, каким хорошим человеком я стала. Жаль, что он так и не дожил до тех дней, когда мне торжественно вручали диплом Калифорнийского университета. Диплом с отличием. — Старый козел что — уволил тебя?

Да, у нас с отчимом не очень хорошие отношения.

Если не сказать — полное отсутствие отношений, потому что за время, что он был женат на маме, мы, в общей сложности, не провели и пары месяцев на одной территории. К обоюдной молчаливой радости, хоть мама делала все, чтобы наладить между нами контакт.

— Зря ты приехала, — куда-то в ворот своей идеально белой рубашки говорит Паша.

Я не успеваю как следует удивиться, потому что откуда-то из-за автомобиля, словно черти из табакерки, прямо передо мной появляются два здоровых амбала, в одном из которых я узнаю постоянного охранника отчима. Второй мне незнаком, но именно он почти грубо отодвигает от меня Пашу. Они становятся по обе стороны от меня, и по моей коже ползет неприятный холодок, потому что никогда раньше я не чувствовала себя настолько беспомощной.

И настолько пленницей.

Отчим прислал охрану, но я скорее чувствую себя арестанткой, чем человеком, о котором действительно беспокоятся.

— Для вашей безопасности, — говорит охранник отчима. Мысленно называю его «Правый». Все телохранители похожи почти как близнецы, так что для собственного удобства я всегда даю им прозвища.

— От чего меня оберегать? — нервно смеюсь я. — От плохой погоды?

Пытаюсь найти Пашин взгляд, но он, трусливо вжав голову в плечи, быстро занимает свое «рабочее место» за рулем «Бентли» моего отчима. Правый и Левый усаживаются в машину, и когда мы отъезжаем, я с тоской смотрю на удаляющееся здание аэропорта, думая, что, возможно, мне действительно не следовало возвращаться.