Сказав, что гости были сплошь халявщики и нас обедали, я немного слукавил. Дворяне, приезжая в гости, зачастую привозили с собой многочисленные припасы как бы в подарок. Поэтому сказать, что мы на этих гостей сильно тратились, это кривить душой. Но от этого бесило меня это столпотворение ничуть не меньше. И главное, что сделать с этим ничего было нельзя. Вот так я и стал злобным Буратино. С нетерпением ждал потепления и зарекся на будущее придумывать развлечения, которые можно использовать всем окружающим.

Но было в этой движухе и кое-что хорошее. Я неожиданно нашёл человека, способного помочь мне в афере с покупкой будущего урожая.

Иван Ефимович Колокольцев был соседом мамы по старому имению и дружил ещё с её родителями. Суровый здоровенный дядька с грустными глазами в потертой одежде, державшийся при этом с очень уж независимым видом, производил неоднозначное впечатление. По словам мамы, его можно было назвать совестью Смоленской губернии. Он в принципе ненавидел несправедливость в любом её проявлении и неважно по отношению к кому. Мог вступиться, не глядя на последствия, перед любым аристократом за какого-нибудь крестьянина и защищать его до конца.

Странно, конечно, все это звучит, особенно учитывая, какое сейчас время, но этот человек именно такой, и я ничуть не приукрашиваю. Наслушался я от мамы разных историй про его выходки.

Очень интересный дядька, похоже, потерявший веру в людей. Приехал он к нам сразу с тремя детьми, сыновьями восьми, десяти и двенадцати лет. Держался среди дворян немного особняком и выделялся среди гостей тем, что искренне радовался за маму, потому что жизнь у нее устроилась наилучшим образом.

Поместье у него, надо сказать, дышало на ладан, позволяло разве что выживать, а не нормально жить. И все равно он, ни секунды не сомневаясь, платил копейки нашим людям, обслуживающим развлекушки, и при этом даже ни разу не скривился, как это делали все остальные.

Со мной он поначалу общался, как с несмышленышем, чем немало забавлял маму. А я в свою очередь по уже выработавшейся привычке ставил его в тупик своими вопросами и удивлял суждениями о тех или иных вещах.

В итоге, мало-помалу в разговорах я, желая выяснить, как могут отнестись помещики вроде него к покупке у них будущего урожая уже в конце зимы или весной, нарвался на неожиданное мнение. Сама идея и подобная возможность поправить дела его заинтересовала, но при этом он не поленился объяснить, что человек, который решит этим заняться, прогорит напрочь.

По его словам, если у помещиков появятся лишние деньги, они потратят их на что угодно кроме развития своего имения. Если и затевать что-то подобное, то в руки помещикам живые наличные давать нельзя. Можно кредитовать их оборудованием, посевным материалом, едой для крестьян — что угодно, но только не деньги. Договориться о таком товарном кредите с условием покупки выращенного по определённым ценам, и на этом все.

Вот так вот он парой фраз и опустил меня с небес на землю. Не встреться он мне, и я, вероятно, остался бы у разбитого корыта. Но здесь наши разговоры об этом не закончились. Иван Ефимович оказался любителем поговорить именно на сельскохозяйственные темы, при этом он не стеснялся называть вещи своими именами. Резкий в суждениях, но при этом готовый искать компромиссы, не терпящий несправедливости и в то же время с какой-то даже крестьянской хитринкой, он как нельзя лучше подходил мне в качестве компаньона для дела, связанного с выкупом урожая заранее.

Конечно, осознав это, я не мог ему не предложить заняться этим в качестве непосредственного исполнителя. Это было тем более уместно ещё и потому, что он как никто другой знал все о живущих в губернии помещиках. Может, не обо всех, но о большей их части точно.

Моё предложение поначалу не вызвало у него энтузиазма, да и понятно почему, ответственность-то нехилая, а человеку его склада характера это ох как не по душе. Но потихоньку, не торопясь, подключив к этому делу маму, что сделать было непросто, я его всё-таки уговорил.

А когда он наконец согласился и узнал, сколько я готов на это потратить, сразу расслабился. Как он признался позже, такого количества средств не хватит даже на всех его знакомых из тех, на кого можно положиться, поэтому он успокоился и взялся за дело уже с удовольствием.

Мне же, благодаря решению этой проблемы, только и оставалось, что дожидаться потепления на улице и продолжать пожинать плоды своей деятельности.

Нет, на самом деле плюсов от такой движухи в нашем имении гораздо больше, чем я сказал поначалу, но это для всех кроме меня. Возраст — вот главная проблема, не позволяющая мне развернуться здесь во всю ширь.

Ведь было бы здорово познакомиться со всеми этими людьми, вычислить, кто из них чем дышит, замутить с ними что-нибудь интересное, да и подбором подходящего круга общения озаботиться, а там, может, и подружиться с кем-нибудь из них. Но это было бы возможно, будь я взрослым, а так — один напряг и ничего более.

Так и маялся я до самой весны, жалея себя несчастного, продолжая учиться и завидуя дворянским детям, которые об учёбе не думали вообще. Шучу, конечно, но не сильно. Юное тело, переполненное энергией, благим матом орало, что ему вместо этого вот всего нужно движение, развлечения и безделье. И скажу вам, довольно часто тело побеждало старческий разум и брало верх.