— Потому что этого хотели ее друзья.

— Ну, да, и потому что ты заслуживаешь доверия и можешь обеспечить ее безопасность. — Рот Закари искривляется. — Правда…?

Я смеюсь. — Неправильно. Она взяла меня, потому что я слишком чертовски туп, чтобы иметь хоть одну самостоятельную мысль, и буду просто делать то, что мне скажут, как собака.

— Она так сказала?

— Да.

Закари медленно моргает, его умные глаза изучают мое лицо.

— Мне жаль, Кав. Ты не тупой, и ты не собака.

Я думаю о том, как Данил Степанович заставлял меня бегать по Москве, выполняя его приказы, как отец дергал меня за поводок и отправлял в Лондон убивать журналистов. Я ухмыляюсь Захару. — Ты свистнул, и я пришел, да?

— Все не так.

Закари кажется настолько искренне пораженным идеей, что мне приходится бросить ему кость. Иронично.

— Успокойся, парень. Это шутка. Я не собака, не надо со мной так обращаться. Хорошо? Все в порядке.

Он вздыхает и проверяет свой телефон. — Лучше поднимись.

Мы выходим из такси, и я достаю из кармана коробку сигарет. — Ты сказал ей?

— Нет, Кав, не сказал. Я боялся, что она… Боже, я даже не знаю. Накричит на меня. Убежит. — Закари издал усталый смешок, проведя руками по лицу. — Вызовит полицию на нас обоих?

Я пожимаю плечами — это определенно возможно — и следую за Закари в жилой дом. Внутри он еще более причудливый, чем снаружи, с большими мраморными камнями, старомодными лампами, свисающими с потолка, и лифтом с бронзовой решеткой. Я жестом показываю на потолки.

— Никакого видеонаблюдения?

— Очевидно, нет, — говорит Закари, ведя меня к лифту. — Вот почему мне нужна твоя помощь. Думаешь, сможешь найти парня?

— Я могу попробовать. — колючка Захара, вероятно, собирается максимально усложнить мне задачу, но я не говорю этого Закари. — Что мы будем делать, если найдем его? Убьем его?

Закари колеблется. Он смотрит на меня так, будто не знает, шучу я или нет.

— Это заманчивое предложение, — говорит он наконец. — Но давай решим, когда приедем туда. А пока ты не будешь против, если ты присмотришь за ней? Я знаю, что прошу многого, Кав, и я и так уже задолжал тебе целую жизнь.

— Мне нужно кое-что сделать в Лондоне, — говорю я ему. — Но я сделаю все, что в моих силах. — Я ухмыляюсь ему. — Спать у нее на пороге и следить, чтобы никто не прошел мимо.

— У нее есть гостевая спальня, знаешь ли, — говорит Закари с коротким смешком. — Чем ты вообще занимаешься в эти дни? Я не получал от тебя ответа с Рождества — ты отвечаешь на сообщения едва ли не хуже, чем Захара. Боже, — внезапно говорит он, прикрывая рот рукой, — мы даже не успели как следует пообщаться. Я чувствую себя таким ублюдком. Я не… не отрываю тебя от работы, девушки или еще чего-нибудь?

— Нет. Моя единственная работа сейчас — убивать журналистов, а это хороший перерыв.

Глаза Закари расширились. — Убивать журналистов — пожалуйста, скажи, что ты шутишь.

Я смеюсь, и прежде чем я успеваю что-то сказать, Закари останавливается перед высокой дверью с цифрой 12, выбитой на блестящей табличке.

— Мы здесь, — говорит он тихим тоном, беспокойство написано на каждой черточке его лица. — Она будет очень зла, Кав.

— Давай сделаем ставки, — говорю я, бодро постукивая его по плечу. — Кого она ударит первым, тебя или меня?

— Ха. Определенно тебя.

Зак достает из кармана ключ, тянется к замку, а потом останавливается, оглядываясь на меня.

— Яков. От всего сердца — спасибо тебе. Я в долгу перед тобой — и всегда буду в долгу. Все, что тебе нужно от меня, проси.

Я наклоняю голову.

— Да? У меня не было времени забрать свой лондонский мотоцикл. Он все еще в камере хранения возле аэропорта. Он мне нужен, чтобы передвигаться.

Он быстро кивает. — Пришли мне адрес хранилища, и я завезу его завтра первым делом. Что-нибудь еще?

Я вздыхаю.

— "Республика Платона". Да ладно, чувак. Неужели я должен ее читать?

Лицо Закари опускается. — Ну, это идеальное введение в философию, но… Я не говорю, что ты должен ее прочитать, конечно, просто это значительно улучшит твой ум и дух…

С первой за долгое время настоящей улыбкой я обнимаю его за шею и прижимаю к себе. — Я скучал по тебе, парень.

— Я тоже по тебе скучал, Кав.

А потом он открывает дверь, и весь ад вырывается наружу.