Она сказала ещё холоднее:

— Не знаю, что за курточки ваши барышни распахивают, и что такое джентльмены, но у нас в благородном обществе до такой грубой пошлости не опускаются.

— Ещё раз простите, ваше сиятельство, — повинился я. — Клянусь, больше никогда-никогда не попрошу вас показать мне сиськи. Простите, перси!

Она помолчала, рассматривая меня холодно и свысока, в глубине глаз что-то мелькнуло. Будь я понаглее, мог бы подумать, что уже пожалела, что её вынудили дать такое опрометчивое обещание насчёт никогда-никогда, но что сказано, то, считай, сделано, слово благородной графини из старинного аристократического рода закон, а я вот стою перед ней, полный раскаяния, и уже принял это «никогда-никогда» как непреложный закон мироздания.

Ещё с полминуты пообливала меня холодом осуждения, где ваши манеры, барон, наконец легонько повела дланью, не шевеля пальчиками.

— Забудем, барон. А кристаллы я оприходую, оценю, занесу в опись особо ценных вещей. Подумайте насчёт приобретения ещё одного сейфа.

Я поклонился и поспешно отступил.

— Спасибо, графиня, что не вдарили. Я пошёл-пошёл снова творить подвиги. В вашу честь, но уже безвозмездно, что значит, даром.

И поспешно смылся, пока она не придумала, что сказать в ответ на новый комплимент.

Прекрасно, вот так ненавязчиво воздвиг ещё один барьер на пути опасного сближения. Вернее, путём нехитрой манипуляции побудил воздвигнуть графиню, а то что-то наши отношения хотя ещё вроде бы чисто деловые, но наметился некий крен в нежелательную, хоть и очень приятную сторону, но разве не первым делом самолеты?

Прямо от графини пошёл творить подвиги, хоть и не к монстрам, но я сам теперь ещё тот монстр. Пошёл наконец-то на второй уровень этой же щели, где ни антрацита, ни кристаллов, а только бозонное пространство в более выраженном виде, наполовину, если не больше, перемешанное с нашим фермионным в такой концентрации, что голова кружится, стоит только представить.

Спустившись на второй уровень, тут же сел у самого, как говорится, порога, поспешно закрыл глаза, чтобы не свихнуться от странной геометрии, где большое помещается в мелкое, а звук переходит в расстояние или цветные осколки.

Изо всех сил старался понять и принять этот мир, твердил когда мысленно, а когда и проговаривал вслух, что я вот свой, я здешний, это всё и моё тоже, меня не должны обижать, я же никого не обижаю, я не тупой простолюдин или аристократ, что одно и то же, я очень даже разумный и очень продвинутый, я знаю, что такое вселенная, её законы, геометрия пространства, хоть и не понимаю, что это, но я верю в их свойства и заранее принимаю их всеми-всеми фибрами.

Не скажу, что это на неё подействовало, вряд ли меня заметит и отреагирует, я же мельче бактерии, но зато сам привык, хотя это не я привык, а во мне то ли привыкло, то ли стерпелось или просто притупилось.

То, что здесь может быть опасно без всяких примитивных и ожидаемых монстров, узнал в конце первой недели, когда одну из цветных струй соседние выдавили из ряда, она изменила направление и скорость, я не успел рот раскрыть, как она пронеслась сквозь меня и пропала в противоположной стене.

В животе осталось нехорошее ощущение, словно пронзили призрачным бревном. Оно исчезло, а вот кора осталась, целый день ощущал как нечто чужеродное двигается по телу, постепенно то ли испаряясь, то ли всасываясь в кровь и лимфу.

Хватит, решил запоздало, скоро зимняя сессия, съезжу, постараюсь отстреляться, а то и отбояриться побыстрее, потом вернусь и продолжу… если хватит духу.

Этот уровень для меня что-то вроде внутренностей детского калейдоскопа: вижу сменяющиеся фрагменты цветных стёкол, никакой системы, голова постоянно кружится, сознание не в силах уцепиться за какие-то ориентиры, а мозг горит, стараясь уловить закономерности и создать хоть какую-то систему.

— Алиса, — позвал я хриплым голосом, — ну ты чё?

Она ответила, как мне показалось, раздражённым и усталым голосом:

— Здесь всё другое!.. Я знаю, что нельзя тёплое с мягким, а здесь это постоянно, да ещё тёплое в синее, а то и в писк… Одно понятно, что с точки зрения бозонной вселенный — ты фрактал.

Я спросил слабым голосом, ехидство не только наша защита, но зачастую и спасение от свихнутости:

— У неё точка зрения?

— Не занудствуй, существо. У себя ты царь природы, а здесь да, фрактал. Бесконечно малое отображение самой вселенной. Ну, не совсем уж бесконечное, опять прицепишься, но близко, близко…

— Нызенько, нызенько, — передразнил я. — Хотя интересная мысль. Гм, ты что, уже мыслишь?

— Я да, — ответила она с надменностью самой вселенной. — Старайся, карабкайся, учись, грызи гранит науки, могу подсказать где глыбы побольше, может и у тебя получится, хотя шансы один к гуголу, но я тебя истреблять не буду, оставлю для забавы, хотя и не знаю, что это.

Фрактал, подумал я. А что, если принять эту гипотезу за основу, то можно наметить пути, куда двигаться. Это значит, мне может быть доступна хотя бы часть из того, что должно было получиться в конечном существе этого странного мира.