Шрифт:
Женщина, смеясь, сдается.
— Ладно, уговорил. Не думаю, что у Верховских денег на бензин не хватит, но пойду навстречу, так и быть. А тебе желаю помириться с женой, наконец.
— Я не для этого еду. Сына забирать. Жаннет увезла его к родственникам в Париж.
— Ох, нелегко тебе придется. Там ребенка скорее в приемную семью отдадут, чем родному русскому отцу. Удачи, она тебе понадобится.
Я проникаюсь сочувствием к неизвестному мужчине. Жаль, глаза не желают открываться, а губы — шевелиться, как и все тело. А то бы тоже удачи пожелала. Удача любит, когда ее желают.
Почему-то хочется улыбаться.
Ура, получилось разлепить веки! Из-за резкого света глаза слезятся. А может, от жалости и к себе, что оказалась в такой ситуации, и к неизвестному мужчине, у которого отобрали родного сына. Из-за слез все расплывается, но я узнаю человека, который смотрит на меня и тоже улыбется.
Сегодня на нем вместо мягкого свитера белый халат и смешная, сбившаяся на бок, шапочка. Теперь я знаю его имя. Данил Русланович. Знаю, что он женат, и его жена — француженка Жаннет. Вот почему след от кольца не на правой руке, а на левой, как принято на Западе.
И он — тот самый гениальный врач, от которого в восторге дядя Паша. Человек, в чьих руках сейчас здоровье отца. Человек, снимающий обручальное кольцо, чтобы познакомиться с девушкой.
В груди разрастается разочарование и пустота. Наваливается страшная усталость. От всего.
В мучительной борьбе с телом проигрываю и отрубаюсь.
***
В следующий раз, проснувшись, чувствую себя вполне живой. Даже шевелиться могу! Открываю глаза и приподнимаю голову. Обычная больничная палата. На прикроватной тумбочке — букет моих любимых белых хризантем, пышных, как облака, и без запаха. От папы? К ни го ед . нет
Протягиваю руку к карточке, привязанной к целлофану. На моем запястье приклеена пластырем игла катетера, потому лучше ею не шевелить, и я беру карточку другой рукой. У отправителя строгий уверенный почерк.
«Желаю побыстрее поправиться, Даяна Велимировна! Евгений. P.S. Есть новости по Вашему делу, прошу Вас позвонить мне, когда будет возможность».
А вот моего мобильника нигде нет. Он был в кармане куртки, когда я вернулась домой за вещами.
Как же хочется пить! Облизываю сухие губы.
На столике стоит стакан с прозрачной жидкостью, но на поверхности плавают лепестки хризантемы. Над изголовьем кровати красная кнопка вызова медсестры. Интересно, она работает? Жму.
Через пять минут в палату заглядывает молоденькая девушка.
— Ой, вы проснулись? Сейчас врача позову!
И стремительно убегает, не успеваю и слова сказать.
Врач приходит довольно быстро. Это дама в возрасте, который выдает полуседая прядь волос, выбившаяся из-под шапочки.
— Очнулись, Даяна Велимировна? Это очень кстати. Как раз ко мне полиция явилась с вопросами по вашему самочувствию.
— Хочу в туалет, пить и мой мобильник, — сообщаю я.
— Насчет последнего — не ко мне. С остальным поможет медсестра. Поднимите рубашку, послушаю.
— И зубы почистить, — дополняю список дел, но рубашку послушно задираю. — Что он в меня влил? Наркотик?
— Химический. Вряд ли название вам что-то скажет, — сухо отвечает врач. — Но доза была смертельной для вас, еле откачали. Вам повезло, что ваши телохранители сразу вызвали реанимацию и промыли вам желудок.
— Спасибо! — от души благодарю я, и на глаза наворачиваются слезы.
Не верю в случайность. Не верю, что Лёва не рассчитал дозу. И в то, что он хотел меня убить. Это противоречит его же намерениям заделать мне ребенка! А значит, муж точно не знал о том, какая доза в стакане.
И единственный вывод — Римма хочет избавиться от меня руками Лёвы. Причем, подставив и любовника.
Она рассчитывает, что влюбленный в нее щенок будет выгораживать эту дрянь до конца, и она успеет сорвать куш. Миллион долларов — большая сумма, но аппетиты Риммы еще больше, чтобы делить ее на двоих.
Собственно, эту версию я и скармливаю полиции, когда она (точнее, он, молодой симпатичный опер, старший лейтенант Мохов), является снять показания. И отвечаю я ему в присутствии юриста Евгения, которого срочно вызывает мой отец.
Причем, юриста сначала не пускают.
— Евгений, вы же не адвокат, да и мы ни в чем не обвиняем пострадавшую. Кроме того, вы же понимаете, что проходите по делу как свидетель… — сообщает ему полицейский.
— Я лишь прослежу за тем, чтобы моей подопечной не были заданы неправомерные вопросы.