Я сбросила ее руку, проскользнула за портьеру и присела за ближайшим креслом. Так я могла видеть, что происходит впереди, не обнаруживая себя.

Двое охранников прижимали к полу незнакомого мужчину. Он был неестественно бледным, мокрым от пота, с обезумевшим взглядом. Третий охранник с пистолетом в руке стоял рядом.

Кай тоже был там. По развороту его плеч, по тому, как они были напряжены, я поняла, что он в ярости, но хочет это скрыть.

Охранник, тот что держал пистолет, посмотрел на Кая.

Он без колебаний кивнул.

Охранники отпустили мужчину и отошли. В центре прохода остались только бледный мужчина и Кай.

Медленно, очень медленно Кай протянул руку и взял у охранника пистолет. В этот момент я заметила, что он в перчатках и одет в куртку. Когда мы ехали в машине, на нем была другая.

Мужчина на полу был только в рубашке.

Дурное предчувствие накатило волной.

Кай был одет в куртку этого мужчины.

Держал его пистолет.

И был в перчатках.

Мужчина поднял голову.

– Что... Что ты делаешь?

– Ты уже в третий раз пытаешься убить меня и моих людей, - спокойно начал Кай.

По коже пробежал мороз. Волосы на затылке встали дыбом.

– В первый раз я позволил полиции разобраться с этим, и ты попал в тюрьму.

Пистолет казался продолжением руки Кая, словно он был рожден с ним.

– Второй раз ты попал в психиатрическую больницу, - продолжил он.

Мужчина начал мотать головой, стонать и раскачиваться из стороны в сторону.

– Нет. Нет, пожалуйста, не надо, - повторял он.
– Не делай этого.

Кай присел рядом с ним.

– Ты потерял семью из-за наркотиков. И обвинил в этом меня. Я тебя пожалел. Горе может толкнуть человека на безумные поступки. В первый раз я простил тебя. Во второй раз за тебя заступилась моя сестра. Она знала твою жену и сказала, что ты хороший человек. Ты работал уборщиком в больнице, где она была волонтером. Мой брат тоже говорил, что там ты на хорошем счету. Но сегодня ты попытался убить меня в третий и последний раз.

Я высунулась из-за кресла.

– Нет, нет, пожалуйста, не надо. Не делай этого. Нет, нет, не надо, пожалуйста, нет… - забубнил мужчина без передышки, а потом увидел меня и сразу замолчал.

Кай оглянулся. Его глаза потемнели. Он разозлился, но мне было все равно. Я не могла оторвать взгляд от скорчившегося на полу мужчины. Он был худым и изможденным, но когда увидел меня, что-то в нем изменилось. Он больше не боялся, перестал плакать и начал подниматься с пола.

Кай посторонился, давая ему место.

Мужчина глядел только на меня.

Кай шагнул вперед, чтобы прикрыть меня, но мужчина закричал:

– Нет! Я все равно умру. Я хочу смотреть в женские глаза.

Кай рыкнул и приказал охранникам:

– Уберите ее отсюда!

– Нет! – взмолился мужчина.
– Она твоя жена, верно?

Ему никто не ответил.

Ко мне подошли двое охранников, но я их удержала, покачав головой. Я тоже встала. Ноги плохо держали, но я хотела увидеть это. Понятия не имею, почему. Может быть, не желала сидеть за креслом, дрожа от ужаса. А может, не хотела прятать голову в песок, точно зная, что произойдет.

Я вышла в проход и подняла руку, когда третий охранник попытался меня остановить.

– Нет. Я хочу исполнить его последнее желание.

Тихий голос в голове нашептывал, что я должна попытаться помочь этому несчастному: он явно был болен. Однако я заставила его замолчать. Пусть этот мужчина сумасшедший, но он был готов убить нас всех: бедную, ни в чем не повинную стюардессу, пилотов, охранников, меня, Кая. И он уже пытался это сделать. Дважды. Даже Джона и Брук не заступились бы за него сейчас.

Мне припомнились слова Таннера: «Мы Беннеты. Это внутри нас». Кай был главой семьи. Он не допустит, чтобы это повторилось еще раз и кто-то из его родных пострадал.

– Пусть видит меня. Пожалуйста, Кай.

Охранник пропустил меня, и я встала в нескольких шагах позади Кая.

Мужчина шагнул в сторону, чтобы видеть меня.

В воздухе витало предчувствие смерти. Меня била дрожь.

«Сейчас… Сейчас случится что-то очень неправильное».

Но если подумать, разве смерть бывает правильной? Может, когда человек прожил очень долгую жизнь или когда смерть несет избавление от боли и страданий… Однако что-то подсказывало: чувство «неправильности» возникло у меня не из-за смерти мужчины, а из-за того, как он жил. Боль, гнев и жажда мести сопровождали его на этом пути. Его глаза были пустыми, мертвыми, холодными. Он давно уже умер, возможно, в тот день, когда потерял семью.