Шрифт:
— Спасибо, — принимаю его и тут же быстро собираю окурки.
Отношу мусор в ближайшую урну, возвращаюсь.
— Твоя тачка? — спрашиваю у Ульяны, кивая на ее транспорт.
— Моя! — отвечает с вызовом. — А что?
— Да так. Удивительно просто. — Молчи, Никонов, блять, молчи. — Муж у тебя на самой дорогой «Тесле» ездит, а ты катаешься на тачке таксистов.
Ох, зря… Зря я сказал это.
— Да пошел ты, Максим Аристархович! Не твоего ума дело, на чем мы ездим и сколько этот транспорт стоит.
Как и было ожидаемо, она разворачивается и собирается уйти, но я перехватываю ее. Притягиваю к себе непроизвольно.
— Ну прости, — говорю тихо. — Мне не стоило говорить все это. Просто для меня странно, что мужчина в семье ездит на тачке, которая десять миллионов стоит, а женщина — на старом корыте.
Уля дергает рукой, вырывается.
— Все это, — она обводит пальцем себя и свой автомобиль, — не твоего ума дело. Тебя не должно касаться, на чем я езжу, во что одеваюсь и как все это выглядит со стороны. И вообще — что ты делаешь тут? Уроки у Глеба закончились давным-давно.
Я молчу, потому что четкого ответа не могу дать. Я и сам не понимаю, зачем я тут. Просто осознаю, что хотел увидеть Ульяну и поговорить с ней.
— Максим?
— Я приехал к тебе, — говорю честно.
— Зачем? — она округляет глаза. — С Глебом все в порядке, конфликтов не было. Он хорошо адаптируется.
— Я хотел спросить, как ты себя чувствуешь. Мне показалось, ты не очень удачно упала.
— Уже все хорошо, спасибо, — отвечает вежливо.
— Еще я хотел извиниться за то, что сделал неправильные выводы касаемо тебя. Когда директор во второй раз за одну неделю вызвала меня на ковер и там фигурировало твое имя, я сорвался. Подумал, что ты сейчас будет играть нечестно.
Ульяна хмурится.
— Играть? Это дети, Максим Аристархович, а не шахматные фигуры. А я не настолько мелочна, чтобы отыгрываться на них, — это во-первых. Во-вторых, у меня нет к тебе ни единого чувства. Чтобы говорить о ненависти, нужно любить. А во мне нет по отношению к тебе ни того ни другого.
Она говорит это холодно. Дерзко. Задевает ли меня это? О… еще как. Во мне-то полно чувств по отношению к ней.
Сейчас Ульяна кажется неприступной крепостью, и это подливает масла в огонь
— Ни единого чувства, говоришь? — переспрашиваю холодно.
— Ага. Ни единого, — отвечает еще более беспечно.
— Значит, к мужу у тебя много чувств? Как скоро после моего отъезда ты вышла замуж, м-м-м? — порываюсь снова взять ее за руку, дернуть на себя, так, чтобы впечаталась в мою грудь.
Ощутить ее дыхание, ее злость и запах.
— Да вот как ты уехал, так сразу и вышла, — отвечает нарочито легкомысленно и отходит назад, не давая прикоснуться к себе.
А потом и вовсе открывает дверь своего автомобиля и уже собирается садиться внутрь.
— И, Максим… прекрати преследовать меня. Между нами расставлены все точки над i. А больше сказать мне тебе нечего.
Глава 22
Ульяна
— Мам, мы сегодня после уроков хотели с Глебом пойти на тренировку по борьбе, — заявляет мне прямо с самого утра Леша.
Кружка из-под кофе едва не падает из моих рук. Я быстро мою ее и отставляю в сторону.
Лешка заходит в кухню, уже готовый к учебному дню.
— Как это, Леш? — спрашиваю удивленно, до конца не понимая, что происходит.
Сын поправляет рюкзак на плече.
— Ну… вот так, — мнется. — Мы тут с ним пообщались, и я сказал, что хожу на вольную борьбу. Глеб тоже заинтересовался.
Моргаю несколько раз, пытаясь пережить шок от услышанного.
— Подожди, Леш. Вы что, теперь с Глебом лучшие друзья?
Сын смотрит на меня с неменьшим удивлением.
— Ну да. Мы ж в одном классе учимся.
— Ну да, — повторяю за сыном.
Действительно, что тут такого? Глеб и Лешка лишь одноклассники, у них много общих тем и интересов. Это нормально, что мальчики сдружились. Даже хорошо… Наверное…
Ничего, что они кровные братья. Вообще ничего.
— Глеб тебе не нравится? — сын спрашивает чуть ли не с вызовом.
— Нет-нет, о чем ты! Просто как-то неожиданно все.
В том, что ребята подружились, на самом деле, нет ничего удивительного. Они ровесники как минимум. Но черт возьми, чем дальше все это заходит, тем я больше страшусь будущего. Может быть, Денис был прав и мне стоит рассказать обо всем Максиму? А потом и Лешке…
— Ма, он практически единственный, кто поддерживал меня, когда все отвернулись, — тихо говорит сын.