Адмирал Луис также прибыл в Гибралтар со своей эскадрой, следуя на запад с целью присоединения к британскому флоту. Фрэнсис Остин в письме к Мэри Гибсон так описывал этот эпизод:

Свирепые порывы ветра в ночь на вторник и среду были прелюдией к самой продолжительной фазе непрерывной непогоды, которая началась вечером в четверг, 24 октября, и продолжалась без затишья более суток.

Лаконичные записи в судовых журналах зафиксировали в ночь на четверг переход сильного ветра в штормовой, шквалы, гром, молнии, проливной дождь и жестокое волнение [70] . Для кораблей, которые уже были потрепаны и чьи экипажи пережили четыре дня и четыре бессонные ночи в ужасающей опасности, это было последнее испытание.

В таких условиях самые маленькие суда были наиболее уязвимы. Шхуна «Пикл» бросила якорь, но куттер «Энтрепренант» находился под парусами вместе с основной частью британского флота в нескольких милях от Чипионы. Это было трофейное французское судно, построенное скоростным, длиной около семидесяти футов, с экипажем из тридцати пяти матросов, двух мичманов, второго штурмана и хирурга под командованием лейтенанта Роберта Янга.

Янг был тридцатидвухлетним уроженцем Мэна, который пережил крушение старого «Колосса», когда тот в 1798 году затонул с коллекцией античных ваз сэра Уильяма Гамильтона на борту. Янг полагал, что после сражения Нельсон намеревался отправить его домой с донесениями — поручение, которое сделало бы его пост-кэптеном, — и ждал команды от Коллингвуда. На маленьком куттере находились сорок британцев и 157 французов, в основном выжившие с «Ашилля», которых четырьмя днями ранее вытащили нагими из воды. Янг отдал им все белье, которое у него было, но этого на всех не хватало. К счастью, хотя было сыро, но холодно не было. С 66° по Фаренгейту в четверг температура поднялась до 70° во второй половине дня пятницы.

Последний натиск пришел, как это обычно бывает с юго-западными ветрами, серией сильных шквалов. Вдалеке за ними небо потемнело до темно-серого и даже зеленого цвета. Сверкали молнии. При внезапном усилении завывающего ветра туго натянутый такелаж загудел, паруса натянулись, и «Энтрепренант» потерял грот, клочья которого унесло ветром. Дождь хлестал по палубе, обливая людей, пытавшихся справиться с разлетающимися снастями, которые хлестали и извивались, как разъяренные змеи. Они подняли трисель и штормовой кливер, в то время как судно боролось с сильными волнами, которые заливали палубу.

Наступило то, что Джозеф Конрад назвал "густым, серым, дымчатым и зловещим фоном" западного шторма. Горизонт сузился, берега скрылись в облаках — то, что называют «отвратительной погодой». Всё на любом расстоянии было размытым и нечетким. Страх перед скалами и мелководьями отзывался у них в желудках. Внезапно шквал прошел, и на мгновение видимость улучшилась. Была короткая возможность осмотреться и быстро сориентироваться, прежде чем следующий шквал укутал куттер оглушительными порывами ветра и проливным дождем. Ветер был переменным, большую часть времени южным или даже юго-восточным, что уменьшало опасность быть выброшенным на берег, но он был ужасно сильным и порывистым.

Янг поднял сигнал «314», который означал сигнал бедствия и запрос на помощь. Он время от времени стрелял из карронады, чтобы привлечь к себе внимание, но, насколько он мог видеть, вокруг него никого не было. К полудню судно было полузатоплено. Они выбросили за борт пять из десяти своих карронад вместе с ядрами, остатками старого грота и всем остальным, что могло облегчить судно. Затем лопнули фок и штормовой кливер. Когда наступила ночь, не было видно ни луны, ни звезд, смутный свет давали только отблески от фосфоресцирующей пены с гребней волн, которые разбивались о судно. Ночью облака казались темнее, волны выше и опаснее, ветер сильнее. Долгие часы они ждали в страхе, слыша грохот разбивающихся волн. Но они выжили и утром нашли якорную стоянку в относительном укрытии залива Санлукар, где откачали и вычерпали воду и попытались починить свои паруса.

Большие корабли также были в беде, особенно два сильно поврежденных британских флагмана. «Виктори» потерял грот-рей поздно вечером в пятницу; падая, он порвал на куски грот-марсель и грот. Пока боцман Уильям Уилмот и тиммерман Уильям Банс со своими подчиненными разбирали обломки, «Полифем» оторвался от «Виктори» — лопнул буксирный трос. "Три гигантские волны затопили палубы, — писал Уильям Риверс-младший. — Всех моряков поставили к водоотливным помпам. Прикрепили обломок рангоутного дерева (вместо рея) к флагштоку и растянули на нем рейковый парус баркаса, что позволило удерживать корабль против ветра и не давало его захлестывать волнами". Тем временем они каждый час замеряли глубины 100-саженным лотлинем, но всякий раз не достигали дна, так что всю ночь оставались на большой глубине, держась против ветра.

Сразу после того, как грота-рей «Виктори» снесло шквалом, «Ройал-Суверен» лишился последней остававшейся на нем мачты — фок-мачты. В пять тридцать она рухнула за борт, унося с собой паруса и такелаж. Десять минут спустя буксирный трос оборвался, и огромный неуправляемый корпус отнесло от «Марса». Команда установила временную фок-мачту и подавала сигналы бедствия. Капитан Ротерам часто проводил замеры глубин, чтобы определить, приближаются ли они к берегу. Корабль качало так сильно и резко, что одна карронада упала за борт с полуюта. Огромная волна ударила в кормовую галерею, ворвалась в каюту и сбросила раненого и находившегося без сознания лейтенанта Джеймса Клавелла с койки на палубу кают-компании. Клавелла смыло бы в море, если бы капитан морской пехоты Джозеф Валлак не схватил и удержал его бесчувственное тело. Ротерам признал в своих личных заметках, что его корабль "был очень близок к тому, чтобы затонуть во время шторма из-за пробоин от ядер и потери всех мачт".