Шрифт:
Брать на себя еще целый город у меня ни малейшего желания не было, тем более что заводы в Славгороде подчинялись разным министерствам и еще с ними бодаться из-за передачи их в Комитет мне не хотелось совершенно. Тем более, что вся проблема упиралась в десяток прессов, которые (чисто теоретически) можно было заказать почти где угодно. А практически — сразу после моей жалобы начальнику ко мне с предложением вышли ивановские станкостроители, и вопрос с прессами мгновенно решился. Причем относительно малой кровью: ивановцы с меня взамен попросили выстроить в городе новую больницу и два детских сада. А так как дед уже успел договориться о предоставлении рабочей силы с корейцами…
Кстати, я узнала, почему меня так жарко возжелал наградить товарищ Ким: он как раз в Москву с визитом приехал и мне с ним пришлось встретиться на переговорах относительно возможности постройки там завода радиоаппаратуры. Транзисторной, и отдельно завода по производству полупроводников для первого завода. Собственно, ничего сложного в поставках корейцам нужного оборудования не было, тем более что их пока производство микросхем не заинтересовало, так что переговоры были недолгими. И вот после переговоров он, когда ему кто-то сказал, что «эта молодая женщина и придумала ракеты на проводах», сказал, что «за изобретение провода к ракете корейское правительство решило наградить изобретателя высшим орденом». И не потому, что им так ПТУРы понравились: им очень понравился лавсан, из которого кабель и делался. Советский Союз в Корее даже завод химический выстроил, на котором лавсан производился, а химия — она мелких партий продукции чаще всего не допускает, так что ниток лавсановых у корейцев стало много. А скоро стало много и одежды из лавсановых тканей — а так как с хлопком в Корее было очень плохо, то половина страны именно в лавсан и приоделась (а без него, как я поняла из восторженного рассказа корейского руководителя, они ходили бы вообще голышом). Ну я-то товарищу быстро объяснила, что к ниткам отношения не имею и лишь в разработке рулевых машинок поучаствовала, так что осталась без корейского ордена. Но у меня сложилось впечатление, что лишь пока…
Потому что мы за недолгий разговор успели договориться и об определенной «совместной деятельности»: товарищ Ким пообещал увеличить вдвое поставки меди на завод в Спасске-Дальнем (то есть поставлять вдвое больше, чем нужно было для производства генераторов для Кореи), а взамен оттуда должно было пойти в Корею вдвое больше «дровяных» электростанций по два мегаватта. Да, угля в Корее было много, но вот с добычей его было довольно сложно: шахтам просто электричества не хватало для работы, потому что электростанций не хватало. А насчет именно «дровяных» разговор шел лишь потому, что там и дровяные котлы делались (с советской автоматикой), но они и угольные котлы тоже прекрасно делать умели — а турбине-то плевать, чем пар в котле греется. Однако автоматика и для угольных котлов требовалась, а товарищ Ким прекрасно понимал, что даже при всем желании в обозримое время Корея для себя ее изготавливать не сможет — так что нам было о чем договариваться. Что же до пары тысяч дополнительных строительных рабочих на сезон — это ему обеспечить было уже совсем просто.
Вообще мне товарищ понравился тем, что он даже не пытался изобразить, что «он все знает», но с большим интересом расспрашивал о том, что может принести государству пользу. И я в разговоре по поводу возможности строительства в Корее собственного завода телевизоров упомянула, что, допустим, в Карачеве производство кинескопов ведется с использованием «попутного газа», которым стекловарные печи снабжает местное сельское хозяйство. Собственно, там и завод было решено строить потому, что газ там появился в достаточном количестве — с самого крупного пока в стране газового завода, работающего на отходах сельского хозяйства. В метановые танки там сваливался навоз с животноводческих ферм, ботва всякая, на корм скотине непригодная (вроде картофельной), прочий мусор и та же солома перемолотая, содержимое выгребных ям и отстойников канализации — и каждый танк емкостью в двести пятьдесят кубометров ежесуточно производил более тысячи кубов газа. Не очень-то и много, но танков на Карачевском заводе было шестьдесят штук, и заводик давал по семьдесят пять тысяч кубов чистого метана (а котел, сжигающий вонючую часть газа, еще и мегаватный генератор запитывал, обеспечивающий энергией всё производство).
Правда, для заполнения этих танков дерьмо аж из Брянска возили, а сельхозотходы вообще с половины области — но оно того стоило. Особенно учитывая, что грузовики, поставляющие сырье на завод, были переделаны на работу на газе, а после того, как все содержимое танка из себя газ исторгнет, там остается прекрасное удобрение для полей. Правда, за дополнительным деталями я посоветовала товарищу Киму обратиться к специалистам, причем не лично — но было видно, что его получение топлива из дерьма прилично так вдохновило.
Но меня вдохновляло другое: у Челомея началось уже изготовление нового модуля для «Алмаза». Простенького такого модуля, представляющего из себя, если в детали не вдаваться, пятиметровую трубу метрового диаметра, вокруг которой при запуске в сложенном виде упакованы солнечные батареи общей площадью за сотню метров. Потому что установке для зонной плавки требовалось примерно двадцать киловатт мощности, а все уже стоящие на станции батареи давали только семь. И с каждым днем они давали все меньше, все же деградация нынешних кремниевых элементов в условиях космоса и жесткого ультрафиолета шла очень быстро. Например, спутники серии «Молния» сдыхали уже через полгода, и сдыхали они исключительно потому, что у них «электричество заканчивалось». У меня в Комитете сразу две группы пытались решить проблему быстрой деградации батарей, но пока успеха они не обрели…
Точнее, кое-что они «нащупали» и как раз на новом модуле свою «ощупь» они проверить и собирались. А в земных условиях это было проделать довольно трудно, эта «ощупь» на воздухе портилась с неземной скоростью, так что в новом модуле отдельно предусматривалось сохранение панелей в заполненной аргоном камере до тех пор, пока они на орбиту не поднимутся. По мне — так полная фигня, но разочек попробовать было можно, и именно разочек: у Владимира Николаевича уже шла подготовка с испытаниям УР-500, а под нее уже началось изготовление станции модели «Алмаз-2». И новая станция уже начала мне напоминать «старые» «Алмазы», разве что она изначально была вроде как немного побольше и гораздо более пустой на старте: там тоже существенную часть аппаратуры предполагалось грузовиками завезти попозже. Причем и грузовик у Челомея тоже новый проектировался, только я никаких деталей о нем не знала кроме того, что его тоже на «пятисотке» поднимать собираются.
А вдохновляли меня космические достижения Владимира Николаевича даже не потому, что теперь появлялась реальная возможность в космосе арсенид галлия делать монокристаллический, а потому что в рамках этой программы я сама кое-что интересное сотворить могла. Потому что в рамках программы требовалась новая, причем принципиально новая система управления космическими объектами — а разрабатывать цифровые системы управления я умела. Когда-то умела, но, надеюсь, не все еще забыла, так что я собрала группу разработчиков и занялась новой работенкой.