— Мысль мне нравится, а во что это Комитету обойдется?

— Я тут списочек этого вашего инженера просмотрел: никакого уникального оборудования закупать не нужно… то есть что там уникального потребуется, это мы у себя в Приозерном на механическом изготовить сможем. А парень прав: такие станции очень много где пригодятся, так что завод должен очень быстро окупиться. В особенности, если его продукцию еще и за границу поставлять начать.

— Я помню, Миша мне про Корею и Китай уже все уши прожужжал.

— Он у вас инженер, кажется, очень неплохой, но вот кроме как в энергетике мало что понимает. Сейчас такие маленькие станции, так как они действительно получатся дешевыми, и в Европе много где купить не откажутся. В Скандинавии в первую очередь — у них там горных речек и ручьев очень много. В Германии, в Италии, и даже в Испании…

— В Испании Франко!

— Мы ему ничего, конечно, продавать не будем, но я уверен, что кто-то, например швейцарцы или французы, не откажутся немного подзаработать на перепродаже ему таких гидрогенераторов.

— Я другое в виду имела, мне плевать, пусть бы и напрямую покупал. Но у него просто нет денег, так что его в расчет брать просто смысла нет. А в Скандинавии… там с ASEA придется жестко конкурировать…

— У нашего завода будет серьезное конкурентное преимущество, даже два: во-вторых, станции мы будем производить полностью автоматические. А во-первых, они получатся раза в два дешевле шведских.

— Шведы, думаю, быстро сообразят и сами перейдут на алюминиевые обмотки.

— А вот об этом я бы поспорил. Во-первых, это у нас в СССР алюминий теперь такой дешевый, а у капиталистов необходимость делать провода вчетверо толще почти всю экономию от замены меди алюминием съест. Во-вторых, у шведов нет такой автоматики, а алюминий — он очень к перегрузке в сети чувствителен. Наша автоматика перегрузку на генераторе не допустит, она на первом же полупериоде защиту включит, а та, которую шведы на свои генераторы ставят, скорее всего сработает когда обмотка уже плавиться начнет. А в третьих, тут еще и вопрос репутационный: в ГДР, вот, бытовые трансформаторы с алюминиевыми обмотками делают, но по ту сторону границы их уже заклеймили как «трансформаторы для нищих». Это, конечно, рекламный трюк, но репутация для таких уже определенная сформировалась…

— И кто тогда с такой репутацией будет наши генераторы там покупать?

— Трансформатор — изделие, в общем-то, копеечное, гидрогенератор сильно дороже. И его — тем более с нержавеющей турбиной — мы сможем на рынок поставить как «генератор для бережливых». Шведы, конечно, все же спохватятся, но не сразу, и у нас, думаю, года три свободы на их рынках все же будет. А нет — так и хрен с ними… извините. То есть я хотел сказать, что и товарищу Киму мы их отправим.

— У Кима денег тоже нет, и у Мао нет.

— У них есть бытовые товары. У китайцев те же полотенца махровые детские, или авторучки — найдем, чем с них плату взять. Только вы это… пока завод на полную не заработает, вы товарищу Струмилину о нем вообще ничего не говорите, а то он такие планы спустит…

Вообще советская плановая система меня удовлетворяла почти полностью. Насколько я понимала, сейчас использовалась та, которую создали Струмилин и Кржижановский и развил Куйбышев, когда планы были полностью реалистичными и, что было очень важно, так же полностью и выполнялись. Ну, почти полностью, но при Сталине за срыв плановых заданий всегда следовало серьезное наказание. Это уже при Хрущеве Госплан превратился в соответствующий цирк, где «планы» составлялись по принципу «а нам так хочется», и в процессе выполнения корректировались таким образом, что сделавший меньше половины плановых заданий еще и премию за «перевыполнение» получал, причем никого вообще не интересовало, а нужна ли эта «плановая продукция» хоть кому-нибудь. Но в при Сталине в системе планирования были определенные огрехи: планы составлялись в предположении, что абсолютно все их выполняют — так что если где-то план не выполнялся по любым, даже самым объективным причинам, то цепочка невыполнения растягивалась довольно широко.

Но так как Госплан не занимался составлением планов на то, сколько страна должна произвести левых носков и сколько правых, а работал с очень обширными группами товаров (например, на день смерти Сталина Госплан работал всего с двумя с половиной тысячами товарных групп), то срыв одних планов чаще всего удавалось компенсировать перевыполнением по другим, к тому же Госплан действительно работал, и работал непрерывно, так что чаще всего там заранее представляли, в каком месте намечается невыполнение и оперативно проблему решали «иными средствами». Но все равно периодически и тут возникали сбои — главным образом потому, что составлением планов занимались люди, иногда допускающие самые примитивные ошибки. Так, например, случилось с планами для Брянского телевизионного завода: мощности его были известны, перспективы развития тоже выглядели прозрачно — но кто-то не учел, что телевизоры и компьютерные мониторы делались на одних и тех же производственных линиях — раз, и два — просто был не в курсе, что выглядящий снаружи «почти как телевизор» монитор был примерно в десять раз более трудоемким изделием. Из-за такого «незнания» и Новосибирский телевизионный завод с успехом все планы по выпуску мониторов завалил — но ведь монитор был всего лишь частью (причем частью необходимой) почти любого нынче выпускаемого компьютера, и срыв этой программы производства повлек за собой крайне неприятные последствия для всей компьютерной отрасли.

Но с этим все же инженеры Комитета почти справились: в Горьком на одном из телевизионных заводов очень оперативно наладили выпуск мониторов попроще, черно-белых и алфавитно-цифровых, на которых тоже можно было работать, так что страна большого ущерба не понесла. Но тут было понятно: отрасль развивающаяся, за ней Госплан пристально следил и правительство было готово проблемы решать (хотя бы резкими финансовыми вливаниями — а снижение выпуска телевизоров, которые теперь не будут проданы населению, именно «вливанием» и было), но в относительно «стабильных» отраслях, где планирование шло на много лет вперед, возникали перекосы иного плана: производство уже ненужной продукции было довольно трудно прекратить. И больше всего это затронуло жилищное строительство, где на пятилетку вперед было известно, сколько будет сделано кирпичей, мешков цемента или оконных рам с чугунными батареями: там все планировалось так же на пятилетки вперед и даже замена «типового проекта» на более продвинутый занимала годы.

Лично я считала такое положение дел глупостью несусветной, но так как в СССР жилья любого не хватало, кое-кто наверху (а конкретно это были товарищи Булганин и Патоличев) были искренне убеждены, что и так нормально: все же жилье строится и люди переселяются в отдельные квартиры. И в разговоре на эту тему Николай Семенович мне прямо сказал:

— Пантелеймон Кондратьевич хочет, чтобы у нас сразу рай на земле построился. Мы тоже не против рая, но мы вынуждены считать каждую копейку. Вот, ты говоришь, что нужно людям квартиры побольше размером строить — так мы и не против. Однако если мы, как ты предлагаешь, вместо четырех квартир на подъезд будем строить три, то четверть очередников просто квартир не получит. А твои вопли по поводу, что «надо строить больше» мы — с сожалением, заметь — вынуждены проигнорировать: у нас в СССР больше стройматериалов нет и больше строить просто не из чего. И некому: сама знаешь, как на стройках людей не хватает. То есть ты даже не знаешь, для тебя мы с Кимом и Мао договариваемся о выделении людей, но на всю страну-то с ними мы договориться не можем!