— Она в тебя влюбилась?

— Насть, я там жил три дня. Какая влюбленность? Мы с твоей мамой напились и каждый рассказал о своих проблемах, и захотел забыться. Все. Такое бывает.

— И о чем она рассказала? О том, что ее ненавидит и третирует моя бабка?

— Нет.

— О чем?

— А ты точно хочешь об этом знать?

— Так, может, я уже знаю?

— Ну, что-то мне подсказывает, что ваша деревенская шушара выдавала иную информацию.

— Я привыкла, что все, кроме дедушки, говорили о ней плохо. Так, о чем она рассказала?

— Это не тема для обсуждения на твоей свадьбе.

— Ну, нет уж. Говори. В кой-то веки мы общаемся больше минуты не о погоде.

— Насть.

— Говори.

— В семнадцать лет ее изнасиловал какой-то парень. Он был что-то вроде важной шишки в вашей деревне. В итоге ей не поверили, еще и обвинили. Она забеременела и…

— И стала девочкой для битья. А после того, как появился в деревне ты, она стала окончательно местной шлюшкой по версии добрейших соседей, дважды залетевшей. Я думала, ты был там достаточно долго, раз ходили слухи о городском приезжем. А ты и богатым-то не был.

Странное состояние. Я должна чувствовать как минимум грусть о напоминании этой темы, но почему-то испытываю облегчение от того, что он не думал о маме плохо.

— Давай сменим тему. Как ты смотришь на то, чтобы в январе всем вместе слетать на море? Сейчас у Вадима нет времени на свадебное путешествие, но, если хочешь, через дней пять я смогу взять его дела на себя.

— Не надо. Можно и в январе, — кого я обманываю? Никуда я не полечу. Ладно еще на пару дней оставить на Руслана животных, но чтобы надолго — нет.

— У меня к тебе просьба, когда будешь кидать букет невесты, кинь в Элю.

— Так желаешь сплавить ее замуж?

— Нет. Просто хочу видеть лицо ее Сергея, что ему пришел конец.

— А ты очень добрый, — усмехаюсь в голос. — А как же мужская солидарность?

— У меня дочери, какая мужская солидарность?

— Ну, скоро станешь папой сына.

— Вот когда стану, тогда и вспомню про мужскую солидарность. Кстати, о детях. Не мне тебя учить, но не спеши с этим, учитывая, что мир изменился.

— Не буду спешить. Не бойся.

Усмехаюсь в голос, оставшись одна. Какие там дети? Так и помру девственницей.

Коленка нещадно ноет. Приземлилась я на нее и вправду знатно. Но это, как и напоминание о маме и то, что Вадим откусил пол каравая, ерунда, по сравнению с тем, что я вижу сейчас.

Не надо обладать экстрасенсорными особенностями, чтобы не понять — фигуристая девушка с идеально выпрямленными распущенными волосами в черном платье, направляющаяся к нашему столу, самая что ни на есть любовница Вадима. И то, как он напрягается при виде ее, это только подтверждает.

Это как удар под дых. Такого я даже не могла представить в страшном сне. Спасибо тональному крему, благодаря которому не видно, как я побледнела, при виде ее.

Несмотря на живое исполнение на сцене, все гости перестают обращать внимание на исполнительницу, когда Вадим встает из-за стола, быстро направляясь к темноволосой. Возможно, это самовнушение, но, кажется, все пялятся на меня, насмехаясь над ситуацией.

Больше никогда не буду просить дать мне никакой чертов знак! Уже была бы в деревне, а к вечеру привезли бы всю живность и жила бы в своем мирке, никого не трогая и меня в ответ. А может, и к Артему пришла бы и за него вышла замуж, чтобы этот козел, уже мой муженек, кусал локти со своим профуканным бизнесом.

Тянусь за бутылкой шампанского и наливаю полный бокал. Выпиваю залпом и наливаю еще, и в этот момент ко мне подсаживается Руслан.

— Бум заниматься английским? — не сводя взгляда с парочки дылды и бородатого, интересуюсь у Руслана, вновь отпивая шампанское.

— Прям щас?

— Ну как же, у нас десять дней просадки.

— Наверстаем попозже. Ну и еблан, — мне это не показалось. Перевожу взгляд на Руслана.

— Что ты сказал?

— Говорю монблан еблан еб твою ман.

— Это чо? — не сдерживаю смеха. — Новый урок английского?

— Почти. Монблан — это самая высокая точка Альп. Пойдем, что ли, потанцуем?

— Не. Мне куда более нравится наблюдать за гостями. Скажи что-нибудь хорошее.

— Могу спеть. Вот прям песню, просящуюся.

— Давай.

— Сто шагоооов назад, тихо на пальцах, лети мо..

— Стоша говонозад? Хах. Ты про своего братца?

— Ну он тот еще говнозад, но так-то это песня. Сто шагов назад. Мать, ты когда успела опьянеть?

— Ну я же не столько сожрала каравая, как твой брат.