— О том, что я так и не поменяла интерьер твоего дома. После нового года непременно займусь. Ой, я забыла. Нашего дома.

— В розовых оттенках? — насмешливо бросает Даровский, беря меня за руку.

— Нет. Просто в живых оттенках. А серый и черный — это не про жизнь, — без тени шутки произношу я.

— Уже стоит запасаться корвалолом и валерианкой?

— Настойкой валерианы, Вадим Викторович. Что это за неуважение к русскому языку?

— Каюсь, грешен. Не прав. Вот видишь, как на тебя положительно влияет посещение картинной галереи. Еще немножко и станешь гуру русского языка, — вот же гад.

— А ты не боишься, что в итоге так и будет, и я тебя уем? И начнем с ЕГЭ по русскому, скажем, через полгодика?

— Буду рад, если мы найдем общее занятие и по вечерам будем рубиться в тесты по русскому, — а ведь это серьезно может нас ждать. Так себе проведение досуга. — Пойдем дальше, — вновь берет меня за руку и подводит к очередной картине. — Как тебе?

— Картину рисовал определенно здоровый человек, но не профи, а любитель. Для выставки совсем не годится. Автору нужно было идти в то малёванное нечто, как предыдущие. В смысле в абстракционизм, а не рисовать портрет.

— Почему ты так считаешь?

— Потому что здесь видны все огрехи художника. Глаза-рыбки указывают на безжизненность взгляда, это не живой портрет. Плюс слишком радикальная подводка ресниц. Но это все не так страшно, как незнание анатомии. До тех пор, пока автор сего портрета не начнет посещать художку или не изучит вдоль и поперек экорше головы сам, то так и останется любителем, совершающим классические ошибки.

Перевожу взгляд на Вадима. И не вижу там привычного насмешливого выражения лица. Он скорее озадачен.

— На самом деле, я так же подумал.

— Да?

— Чехарда.

— Что?

— Вот и я спрашиваю, что я сейчас услышал и что такое экорше?

— Ты, да чего-то и не знаешь? — хмыкаю в ответ на удивленное выражение лица Вадима. — Экорше головы — это гипсовая модель головы человека без кожного покрова с открытыми мышцами. По этой фигуре студенты и самоучки изучают пластическую анатомию, чтобы передавать на холсте реальные черты лица.

Если до этого момента на его лица были озадаченность, после смененная на удивление, тот сейчас там полный загруз.

— Ты не могла подготовиться к выставке. Это спонтанный поход. Откуда ты знаешь такие слова?

— Я с детства занималась рисованием. Достаточно долго. Мне это жуть как нравилось и в общем-то неплохо получалось.

— Может, я снова плохо читал твою биографию, но там не было указано, что ты заканчивала художественную школу.

— А я и не заканчивала. Просто занималась с учительницей по изо. Она была нашей соседкой. Было удобно — никуда не надо ездить и платить. Ну как бы не совсем бесплатно. За мясо, яйца и молоко.

— И насколько хорошо ты умеешь рисовать?

— Не знаю. Я года три уже ничего не рисую.

— Разонравилось?

— Нет. Просто после школы некогда было. А сейчас…, — а действительно, что сейчас? — Как-то и не думала об этом. Рисование занимает слишком много времени, а у меня сейчас в приоритете русский с твоим «одеть» и «надеть» и английский. Надо же меньше тебя позорить в будущем.

— Ты меня удивила.

— Чем?

— Да так. Кстати, что там с учебой? Время поджимает. Мне еще нужно договориться, чтобы тебя оформили с февраля, а это требует усилий. Ты выбрала университет?

— Чуть позже скажу. Сразу по приезду домой.

— Значит, ты ничего не решила. Насть, ты должна…

— Не надо этого делать.

— Ты о чем?

— Не надо давить на меня своим возрастом и авторитетом. Я в принципе никому ничего не должна.

— Я на тебя не давлю. Всего лишь хочу, чтобы ты поступила в университет. И не теряла время.

— Я тебя услышала. А можно уже что-нибудь некультурное, Вадим Викторович?

— Что именно, Настенька?

Да он издевается, что ли? Четвертый день проходит, а мы поговорили на жизнь вперед и посетили все, что только возможно. Нет, в этом есть своя прелесть, но приставать ко мне кто будет? Сам привез в один номер на двоих и сам…ничего не делает. Как это понимать?

— Я не знаю. Ты мужчина, ты и предлагай.

— Мне бы хотелось услышать, что некультурного хочется именно тебе.

Так, стоп. Это что он сейчас делает? Вынуждает сказать, что я хочу, чтобы мы наконец занялись сексом? Да у меня язык не повернется такое сказать.

— Ну?

— Карусели, — кто-нибудь отрежьте мне язык. — Я хочу на каруселях. Покататься в смысле.

— А ты, оказывается, та еще экстремалка, — усмехаясь произносит Вадим.

Пожалуй, пора и вправду отрезать себе язык. Ну кто ж знал, что зимой работают не какие-нибудь легкие детские карусели, а колесо обозрения.