Я вспомнил ощущение падения с крыши небоскреба в 2024 году. То непередаваемое чувство абсолютной незащищенности и неконтролируемости. То же самое ждало всю страну в октябре 1929-го. И я ничего не мог с этим поделать.

Или мог?

Может быть, стоило хотя бы попытаться? Написать анонимную книгу с предупреждениями? Убедить нескольких влиятельных экономистов? Повлиять на политику Федеральной резервной системы через тех клиентов, к которым у меня появился доступ?

Я запер отчеты в ящик стола и медленно вышел из опустевшего офиса. Ночной воздух Манхэттена освежил мысли.

Нет. Для начала я должен обезопасить себя и накопить достаточный капитал. Создать репутацию, приобрести влияние.

Тогда, возможно, я смогу что-то изменить. Не предотвратить крах полностью, это, вероятно, невозможно, но смягчить его последствия для некоторых.

Каждая из встреч с клиентом была шагом в построении моей собственной финансовой крепости. А затем, когда придет время, возможно, я смогу использовать эту крепость не только для защиты, но и для помощи другим.

Такси медленно везло меня домой через ночной город. Огни рекламы «Coca-Cola» и «Lucky Strike» отражались в лужах после недавнего дождя. На углу Пятой авеню и 42-й улицы уличный музыкант играл на трубе меланхоличный блюз, и звуки растворялись в городском шуме, как будто оплакивая будущее, которого никто, кроме меня, не мог предвидеть.

Утро среды встретило меня раскаленным июньским солнцем. Вступая в торговый зал «Харрисон Партнеры», я сразу ощутил особую наэлектризованность атмосферы. В крупных финансовых домах, как я успел заметить, всегда есть своя погода, никак не связанная с той, что за окном. И сегодня она определенно была штормовой.

Телефоны звонили чаще обычного, клерки бегали между столами с озабоченными лицами, а тикерная лента выплевывала бумажную змею котировок с пугающей скоростью. У аппарата собралась группа старших брокеров, их лица напряженно хмурились при виде цифр, появляющихся из чрева машины.

— Еще минус три пункта, — пробормотал кто-то. — Это уже семь с открытия.

Я подошел ближе, делая вид, что просто интересуюсь новостями дня, а на самом деле вглядываясь в бумажную ленту. Мои глаза выхватили нужную информацию: «BLW 173 1/4 –7 1/8 ». Baldwin Locomotive Works, один из крупнейших производителей железнодорожных локомотивов, терял больше семи пунктов с открытия торгов.

— Что случилось с Baldwin? — спросил я у стоявшего рядом младшего клерка.

— Слухи о проблемах с правительственным контрактом, — быстро ответил он, не отрывая взгляда от ленты. — Говорят, Военное министерство отменяет заказ на новую линейку локомотивов. Двенадцать миллионов долларов.

Я мысленно произвел быстрые вычисления. Baldwin солидная компания с давней историей, их акции считались одними из самых надежных в промышленном секторе.

Текущее падение уже уничтожило около восемнадцати миллионов долларов их рыночной капитализации. Больше, чем стоимость всего контракта.

— Паттерсон в бешенстве, — продолжил клерк. — У его клиентов крупный пакет Baldwin.

Джозеф Паттерсон один из старших партнеров фирмы, работающий с богатыми промышленниками Восточного побережья. Его клиенты действительно могли потерять состояние на этом падении.

Я отошел к своему столу, продолжая анализировать ситуацию. Что-то здесь не складывалось.

Baldwin Locomotive слишком стабильная компания, чтобы такие слухи вызвали подобную реакцию. К тому же правительственные контракты всегда обставлены множеством бюрократических гарантий.

Мой взгляд упал на вчерашний выпуск Herald Tribune, лежавший на краю стола. В разделе политических новостей небольшая заметка о предстоящих слушаниях в Конгрессе по бюджету Министерства обороны. Сенатор Хайрам Бингэм, председатель военного комитета, сторонник модернизации транспортной системы армии.

Это крупица информации, но в сочетании с моими общими знаниями истории американской промышленности, она давала основания для гипотезы. Если мои догадки верны, паника на рынке Baldwin сильно преувеличена. Или даже искусственно создана.

Торговый зал продолжал гудеть как встревоженный улей. У стола Джозефа Паттерсона собралась группа брокеров. Его обычно румяное лицо побагровело, а голос громко разносился по залу:

— Говорю вам, надо выходить из позиций, пока не поздно! Если контракт действительно отменен, к концу дня акции упадут еще на десять пунктов!

Следуя внезапному импульсу, я направился к группе брокеров. Среди них я заметил Джонатана Прескотта, одного из наиболее уважаемых специалистов фирмы. В свои пятьдесят лет с седеющими висками и прямой спиной бывшего военного, он внушал молчаливое уважение всему торговому залу.

— … продавать все шестьсот акций, немедленно, — Паттерсон диктовал распоряжения помощнику. — И свяжитесь с Хендерсоном, у него еще тысяча двести. Нужно выйти до того, как…

— Прошу прощения, сэр, — я набрался смелости перебить его. — Думаю, это может быть ошибкой.