Киринн поднял ладонь, словно хотел постучать Мидира по колену, но, видимо, передумал, раз убрал руку. Второй принц не озадачился этим, скорее, разобиделся. Киринн, вздохнув, вышел. Коридор был совершенно пуст, слабый свет, льющийся из круглого окошка у потолка камеры, погас окончательно, лишь вдали перескакивали со стены на стену отблески факелов.

Вздохнул. Спать не хотелось совершенно. Он промерил собственную камеру: пятнадцать шагов в длину и десять — в ширину. И зачем такая большая? Зевнул и когда решил, что не уснет, глаза закрылись сами.

Утром веселый солнечный луч осветил другую сторону коридора, и Мидир проснулся. Нос замерз, все тело затекло от неудобной позы. Встал, откинул плащ Киринна, каким-то образом оказавшийся на его спине. Ополоснул руки и лицо водой из кувшина, решив предложить отцу провести воду в камеры. Это просто неприлично, встречать тюремщиков неумытым! А если бы ему не оставили воды?

Солнечный луч опускался, означая, что солнце восходит, а брат все не спешил к Мидиру в гости. Лекцию прочитать о правилах вежливости королей или просто позлорадствовать. Опять никого не было! Неужели мама и Вотыты про него забыли?

Мидир вздернул голову — нет, про него просто невозможно забыть! Попробовал обернуться: получилось с третьего раза, и с удовольствием побегал по клетке, то есть по камере. Вернулся в обычный облик, пожалел, что не может оглядеть себя, и прислушался. Уже почти полдня прошло, а к нему никто не шел!

Наконец вдалеке послышались чьи-то шаги.

— Киринн, чего так дор-р-рго? — возмутился Мидир. — Я есть хочу!

Киринн поклонился, хоть это и выглядело через решетку невесть как странно. Открыл камеру и протянул Мидиру хлеб с мясом. Мясо было вяленое, но вкусное. Мидир любил больше сырое, желательно с кровью. Вкуснее всего было свежее, которое он однажды стянул из-под руки Вогана, но повар отобрал и прочитал целую нотацию, что сырое мясо едят только дикие животные, а ши стоят над ними, так что нечего и думать о подобном. Вот раз в год загнать ночью какого-нибудь кролика — это нормально, это почетно. Но не во время благой трапезы в сердце Светлых земель! Мидир тогда скривился, но урок усвоил.

— Хм… — почесал затылок Киринн и присел рядом с Мидиром. — Простите, что нет горячего. Воган меня сварит в чане с кипятком. Тут такое дело… Кажется, заперты не только вы.

— Да? — с восторгом воскликнул Мидир. — А кто еще? Принц? Корор-р-рь?

— Мы все.

— Совсем все? — восхитился Мидир.

— Те, кто находится тут, в тюрьме. Вообще-то я тут редкий гость, — неловко пожал плечами Киринн. — Да и волков держат в тюрьме крайне редко. Обычно все решает владыка, решает быстро и бесповоротно. Либо покаяние и служение в отдаленных краях, либо… — Киринн откашлялся. — Двери закрыты королевским словом, а Мэрвин, видимо, гуляет другими коридорами. Я пытался найти иной выход, но… Так что будем сидеть, пока Мэрвин не смилостивится, или пока вы не извинитесь, признавая свою вину.

— Значит, никогда, — дожевал Мидир еду. — А что с мясом?

— Запасов хватит на несколько месяцев.

— Я не хочу стор-р-рько сидеть! — возмутился Мидир.

— Хотите, можете погулять. Я вас выпущу.

— Нет уж!

— Отчего? — заинтересовался Киринн. — Вы не желаете пройтись?

— Ты же потом будешь виноват! Из-за меня. Мне и здесь неплохо. Благодарю тебя за плащ!

— Не мерзнуть же маленькому волку из-за больших разборок? — улыбнулся Киринн. — Нет, большому волку! — поднял он руки, предвосхищая возмущение Мидира. — Знаете, я много столетий охранял немирье.

— Немирье? — удивился Мидир.

— Так стража зовет границы Благих земель. У неблагих жарко, у фоморов мокро, у людей… у людей по-разному. Рассказать?..

— Конечно! — восхитился Мидир.

Так что, благодаря Киринну, заключение для второго принца стало больше похожим на сказку. Киринн рассказывал коротко, но так, что Мидиру захотелось побывать везде — у неблагих с их пустынями и живым морем, у фоморов на острове и у людей. Идея скользнуть в праздник в мир-над-солнцем одолела его. Ведь это то место, где когда-то жила его мама! Правда, до шестнадцати лет путь наверх ему заказан.

Только ночью становилось невыносимо скучно. Мидир высыпался быстро, за пару часов, и всегда недоумевал, как можно валяться в постели почти полсуток. Попробовал копать пол, весь устряпался, а наутро замок, словно насмехаясь, выровнял поверхность. Побегав по полу, по стенам и даже немного по потолку, Мидир рухнул на камень, распластался на нем — и услышал отдаленные мерные звуки. Прижался ухом — и понял, что слышит мерные удары клепсидры. У него никогда не хватало ни времени, ни терпения, чтобы услышать это биение, но сейчас у второго принца было и то и другое и даже в избытке. Прислушиваясь к падению капель, Мидир ради забавы отсчитывал удары и переводил их во время. Наверху зашуршало, Мидир прикинул — пять часов, двенадцать минут — время смены караула, он чувствовал это чем-то, что не относилось ни к какому органу чувств. И загордился.

На третий день что-то грохнуло, послышались голоса, а затем — шаги. Но даже раньше, чем Мидир услышал знакомый голос, он почуял.

— Мама! — закричал Мидир и бросился к двери, пожалев, что не разрешил Кормаку оставить ее открытой. Корона мерцала в свете факелов, отливая розовым на серебряных узорах. Синни шла, платье колыхалось от каждого ее шага, а восхищенные стражи, столпившиеся по обеим сторонам прохода, склонялись до пояса.

— Отворите, — мягко произнесла Синни и улыбнулась Мидиру.