Шрифт:
— Может, ты кого-то боишься или кто-то делает тебе больно? Я и мой друг беспокоимся за тебя, поэтому и спрашиваем.
Хаён на мгновение замешкалась, а затем произнесла тоненьким голоском:
— Это…
— Что ты сказала?
— Отчим…
Ее слова отчетливо слышали все: и Юнсыль, и Кассель, и мать девочки. Последняя посмотрела на Хаён с нескрываемым недоверием и злостью.
— Хаён, доченька, скажи еще разок. Это твой папа?
Реакция малышки на слово «папа» оказалась неожиданно бурной: она начала всхлипывать, и слезы потекли по ее лицу.
— Он пригрозил, что обожжет меня зажигалкой, если я посмею назвать его «папой».
В конце концов Хаён начала рассказывать, продолжая заливаться слезами:
— Он с самого начала так делал. Говорил, что я не его дочь и что он меня сожжет, если я назову его «папой». Еще сказал, чтобы я не наглела, живя на его деньги, не ходила на встречи с друзьями и вообще не выходила из дома…
Слушать дальше не было нужды. Юнсыль заботливо погладила Хаён по голове и прошептала, что ей не нужно больше ничего говорить. Малышка еще некоторое время плакала от нахлынувших страшных воспоминаний, но в конце концов уснула в изнеможении.
Все это время женщина стояла как истукан. Она держала Хаён на руках уже долгое время, но, похоже, из-за глубокого потрясения не чувствовала ни тяжести, ни усталости. Юнсыль пристально посмотрела на нее.
— Вы все еще собираетесь подать на нас в суд за клевету?
Женщина зажмурилась, не в силах ничего сказать. Когда через какое-то время она снова открыла глаза, они были наполнены слезами.
— Я думала, что ради Хаён должна построить нормальную семью, что у нее должен быть отец. Я думала, так лучше, чем воспитывать ее одной… И сладкое ей не разрешает есть именно муж. Он говорит, что не хочет, чтобы она толстела. Мол, разрешал бы ей все, просто волнуется, вдруг на ребенка будут косо смотреть, если она вырастет пухленькой…
— Отсутствие отца не является чем-то ненормальным. И если, как вы говорите, вы все делали ради Хаён, то должны были защитить ее.
— Он всегда был очень милым, и я думала, что встретила действительно хорошего человека… Я даже предположить не могла, что он способен на нечто подобное.
Женщина начала рыдать. Кассель вздохнул:
— В любом случае будем считать, что нам повезло, мы узнали об этом раньше, чем стало слишком поздно. У нас еще есть шанс все исправить. Мы сейчас же позвоним в полицию, хорошо?
— Пожалуйста, только не в полицию.
Такое необъяснимое упрямство заставило Юнсыль взорваться. «Бульдозер» начал набирать скорость — остановить его теперь не мог даже Кассель. Юнсыль бросилась к женщине, как будто собиралась с ней драться. Кассель быстро схватил подругу сзади, но ему удалось удержать ее лишь от физической борьбы.
— Эй, ты! Ты в своем уме? Никогда не слышала, что домашнее насилие заканчивается убийством? Дальше будет только хуже! Ты сошла с ума? Тебе нужно, чтобы с Хаён что-то случилось, чтобы ты наконец очнулась?
— Юнсыль, она же наш покупатель! Будь повежливей!
Хотя Кассель и продолжал крепко держать Юнсыль, она изворачивалась и пыталась пнуть женщину, параллельно отцепляя сжимавшие ее плечи пальцы принца. Кассель посмотрел в сторону спящей Хаён, опасаясь, что девочка проснется и снова начнет плакать.
Вдруг во всем этом хаосе раздался спокойный женский голос:
— Я сама сообщу.
Потрясенная Юнсыль прекратила попытки вырваться из рук Касселя. Друзья удивленно уставились на женщину. Она больше не рыдала, а в ее глазах появился металлический блеск.
— Не волнуйтесь, я сейчас же позвоню в полицию. Я люблю своего мужа, то есть нет, я любила его, но Хаён для меня важнее всего на свете. Поэтому, пожалуйста, позвольте мне самой защитить ее. Разрешите сделать хотя бы это…
Дрожащими руками она набрала 112, обдумывая, не лжет ли сама себе, утверждая, что сможет заявить о случившемся.
— Алло, это полиция? Я хочу сообщить о домашнем насилии…
Несколько дней спустя
Кассель осторожно положил в шкаф флакон с пыльцой, полученной из сна Хаён. Порошок неярко сверкал, что говорило о ее нестабильном душевном состоянии в тот момент.
Юнсыль что-то смотрела в телефоне, как вдруг наткнулась на статью в интернете.
— Кассель, прочитай.
«Тридцатилетний мужчина угрожал своей семилетней падчерице и говорил, что “сожжет ее заживо”».
Статья описывала не только то, что Хаён рассказала в Лавке, но и другие издевательства, которым отчим подвергал девочку. Говорилось даже, что он угрожал ей чуть ли не ежедневно. Один адвокат в интервью с журналистами заявил, что, если этого мужчину признают рецидивистом, при условии отягчающих обстоятельств его могут приговорить к трем с половиной годам тюрьмы.